В гостях студии “Тбилисская неделя” побывал человек редкой среди наших респондентов профессии. Блестящий юрист, прирожденный реформатор, выдающийся судья. Еще за школьной скамьей он начал задаваться серьезными вопросами о правде и справедливости. Наш сегодняшний герой — человек с потрясающим чувством чести и долга, господин Мамука Сонгулашвили.
— Расскажите о своем детстве…
— Я родился в Тбилиси в 1961 году. Моя мама, Аза, была учителем французского языка в школе, а отец, Леван, работал экономистом. Мое детство прошло, без преувеличения, прекрасно. Когда я что-то вспоминаю, то все самые теплые, самые приятные чувства идут именно из детства и юности. Что касается формирования личности в отношении профессии, хочу сказать, что уже в те школьные годы у меня особенно ярко проявилось чувство справедливости. Например, когда учительница за зря наказывает какого-то ученика, чувство несправедливости возникает во всем классе. Где правда, а где нет, в чем справедливость и в чем несправедливость, — эти вопросы всегда меня волновали. Уже после окончания школы поступить на юридический факультет и заниматься делами и вопросами, касающимися не только меня и моей семьи, — это был мой единственно возможный выбор.
— И все-таки, как у вас появилось желание быть судьей?
— Быть судьей – это вершина профессии, это самое высокое положение юриста. В девяностых годах серьезно встал вопрос о судебной реформе в Грузии. Но сама по себе реформа заключалась не только в смене судебного корпуса, а, в первую очередь, в законодательных поправках. И вот в 1995 году начался процесс внедрения реформы. Тогда я работал в министерстве юстиции в госкомиссии по судебной реформе и занимался разработкой проекта уголовно-процессуального кодекса. При запуске реформы появилась инициатива: впервые в Грузии провести экзамены для тех, кто хочет стать судьей. Один из моих друзей показал мне программу и заявил, что ее в Грузии не сдаст даже два-три человека, настолько она была сложная. И именно поэтому мне захотелось взять эту высоту. Я поспорил, что смогу сдать экзамен. В общем, сел, позанимался и оказался среди 16 человек, которые прошли. Потом было еще много экзаменов,после которых я получил право надеть судейскую мантию. До этого в судебной реформе я проработал почти 10 лет.
— На Западе судьями становятся в зрелом возрасте. Мантию надевают люди, имеющие за плечами солидную практику и жизненный опыт. У нас же в точности наоборот…
— Это очень наболевшая тема сегодня. Раньше судьями становились не ранее чем в 35 лет, при этом имея практику, может, и не судебную, но обязательно юридическую. Сейчас эти требования слишком низко спущены. Когда человеку дается право принимать решения очень остры вопросы, влияющие на судьбы людей, то, конечно, не только юридический опыт и знание законодательства дают право принимать решения. За плечами действительно должна быть пройденная жизнь. Многие решения переосмысливаются, действительно ли они законны и справедливы. Некоторые задумываются об этом, а потом часто тревожатся о тех или иных вопросах, в которых были не до конца уверены. У меня есть только одно такое дело, о котором я по сей день думаю.В итоге, я абсолютно согласен с тем, что судебный ценз должен быть высоким.
— Как вы относитесь к суду присяжных, который уже стал притчей во языцех в грузинском юридическом мире?
— У меня к нему неоднозначное отношение. В 2001 году 95% всех решений в США были приняты по процессуальному соглашению. Остальные дела — только по суду присяжных. И там судебная система работает, вроде, неплохо. Что касается нашего положения, я не вижу ничего плохого, чтобы существовала возможность рассмотрения дела судом присяжных. Думаю, это обогащает сущность правосудия. Да и вообще судом присяжных рассматривается мало дел, по сути, это единичные случаи.
— Смертной казни у нас нет давным-давно. Мы не будем говорить о нормах, демократических ценностях и прочем. Почему все-таки нельзя привлекать виновных к высшей форме наказания. Правильней содержать их всю жизнь, дожидаясь естественной смерти?
— С 1995 года у нас нет смертной казни, а до этого было приостановлено исполнение решений. Должна ли сейчас применяться смертная казнь? Я считаю, что не должна. Смертная казнь не работает в том плане, что непосредственно человек не может воспринять саму смерть, как наказание.
Дело в том, что никто и никогда не застрахован от ошибки. Будет ли суд рассматривать дело или же суд присяжных… Даже если дело пройдет не по трем инстанциям, как сейчас в Грузии, а по девяти, как до 1995 года, вероятность ошибки все-равно будет присутствовать. А когда встает вопрос о смертной казни, уже понятно, что такую ошибку не исправить. Я абсолютно уверен, что смертной казни не должно быть в современном мире.Даже в XII веке Царица Тамара приостановила исполнение смертной казни. Не думаю, что наше общество когда-нибудь вернется серьёзно к этому вопросу. Применение смертной казни никогда не решало проблем. По сути, пожизненное заключение куда хуже.
— Были ли в вашей практике оправдательные приговоры?
— Да, конечно.
— Это слабость судьи?
— Это смелость судьи. Большая смелость и огромная ответственность. Такие решения гораздо дороже стоят.
— Статус судьи определяет много ограничений в жизни и в профессии. Трудно ли это?
— Когда более 20 лет работаешь в системе правосудия, буквально становишься ее частью. Повышается чувство долга, повышается уровень терпения. На тебя возлагается огромная ответственность. Постоянно надо держать себя и свои чувства в рамках, мыслить и жить беспристрастно. Нельзя дать себе и каплю слабости. Так что, да, пожалуй, все это очень трудно.
— Собираетесь ли вы вернуться в судейский корпус?
— Конечно, с удовольствием. Попытка вернуться в правосудие у меня была несколько месяцев назад. Парламент рассматривал вопрос о выборе членов Высшего Совета юстиции, и там была моя кандидатура. Надо было выбрать шесть членов Высшего Совета юстиции, а выбрали всего четверых. Вакантные места еще остались. До октября 2012 года такого желания у меня не было. Сейчас я вижу и чувствую, что в Грузии правосудие встало на тот путь, который обязательно приведет к абсолютно новому качеству жизни. Такому состоянию, когда общество спокойно. Когда у человека есть уверенность, что он не будет несправедливо наказан. Право на справедливый суд – это неотъемлемое право человека.
— Что происходит с судьей, который допустил ошибку и вынес неправильный приговор?
— Никто не застрахован от ошибки, поэтому и существует высшая инстанция. Если судья первой инстанции, рассматривая конкретное дело, допустил судебную ошибку, ее может исправить суд, который стоит выше по инстанции. У нас в Грузии это апелляционный суд. Последствий за ошибку, как таковых нет. Если апелляционный суд в составе трех судей будет рассматривать дело, которое в первой инстанции рассматривал один судья, и обнаружится ошибка, то она попросту будет исправлена. Т.е., решение первого судьи не примет законную силу. Может быть, и следующая инстанции допустит ошибку, для этого есть верховный суд, который в кассационном порядке будет рассматривать то же самое дело.
Вот когда мы говорим, что у судьи должен быть жизненный опыт. К чему мы это говорим? Я думаю, к тому, что за ту жизнь, которую он прожил, он совершал разные поступки, принимал разные решение, как правильные, так и неправильные. Совокупность всех этих решений и называется жизненным опытом. Наши ошибки, на самом деле, очень ценные, главное — из них извлекать пользу. Александр Дюма — младший как-то сказал: «Небо больше радуется одному раскаявшемуся грешнику, чем ста праведникам, которые никогда не согрешили».
Совсем другое дело – отношение общества к суду. И тут у нас большие проблемы. Люди не доверяют свою судьбу судебной власти. Одна из сторон всегда считает решение неправильным, идет обжаловать его в высшую инстанцию, потом в еще одну, а потом получает окончательное решение, которое уже нигде не оспорить. Это к слову о том, почему «за правдой» идут, например, в Европейский суд по правам человека.
Чтобы вернуть доверие общества, большую часть решений сегодняшнего судейского корпуса я бы пересмотрел. С людьми, подписывающими приговоры, не разобравшись толком в деле, конечно, надо прощаться. В законодательном плане постоянно все меняется, мы идем к совершенству, но остается человеческий фактор. Откровенно говоря, многих в судебном корпусе надо заменить, поскольку эти люди, я уверен, не смогут спать спокойно, расставшись с мантией.
— Если бы у вас была возможность достучаться до сердец и умов, чтобы бы вы сказали?
— Я бы пожелал, чтобы правосудие в Грузии вышло на должный уровень. На уровень, которого заслуживает наше общество. В последнее время такой шанс появился, чему я искренне рад. А своим коллегам я бы пожелал быть более квалифицированными и относиться с большей ответственностью к своей профессии.
Вадим Геджадзе