Много лет назад ташкентская школьница опубликовала рассказ в журнале «Юность» и сразу обратила на себя внимание. Имя Дины Рубиной с годами приобретало все большую популярность. Она окончила консерваторию, работала по специальности, но в 24 года уже стала членом Союза писателей СССР, самым молодым прозаиком в стране. В 90-ом вместе с семьей репатриировала в Израиль.
По ее словам, это был рубеж биографический, творческий, личностный. В 2001- 2003 работала в Москве в должности руководителя культурных программ Еврейского агентства Сохнут, после чего написала «Синдикат» — роман-комикс, острый, трагикомический, пожалуй, даже фантасмагорический и при этом настолько переполненный реальностью, что главы многих крупных организаций угадывают в структуре и жизни рубинского Синдиката приметы своих ведомств.
Лауреат многочисленных литературных премий — «Большая книга» за 2007 год за роман «На солнечной стороне улицы», Благотворительного фонда Олега Табакова за рассказ «Адам и Мирьям» (март 2008 года), премия «Портал» за лучшее фантастическое произведение — роман «Почерк Леонардо» (апрель 2009 г.). Книга «Один интеллигент уселся на дороге» удостоена в Израиле премии имени Арье Дульчина, роман «Вот идет Мессия!» — премии Союза писателей Израиля.
Ее справедливо называют признанным классиком, автором остроумной литературной живописи. Каждая ее книга, будь то роман или сборник рассказов – это миры, которые создает мастер, досконально знающий все, о чем пишет. Три романа «Почерк Леонардо», «Белая голубка Кордовы», «Синдром Петрушки», составившие трилогию «Люди воздуха», после прочтения не отпускают, долго держат в напряжении, заставляя еще и еще раз вдуматься, вникнуть, понять трагические повороты судеб, двоящуюся реальность. Ее книги ждут миллионы читателей в разных странах мира.
В Грузии у Дины Рубиной много не просто читателей, а почитателей, людей разных поколений, умеющих ценить подлинные таланты. Редакция «Тбилисской недели» благодарит писателя за эксклюзивное интервью и любезно предоставленный рассказ из нового сборника “Окна” – читайте на стр. 29-30 этого номера газеты.
— В одном из последних интервью Вы сказали, что задохнулись от разряженного воздуха романов трилогии «Люди воздуха». Труд, действительно, титанический. А какая часть работы требует у вас наибольшего напряжения сил? Ваши герои преподносят Вам сюрпризы?
— Работа над крупной формой — это огромная многоплановая часть жизни. Несколько очень тяжелых этапов работы. Я не могу сказать, что тяжелее — этап строительства фабулы и характеров героев, их роли в поворотах сюжетной канвы или более поздние этапы по прорисовке характеров, увеличению «объема воздуха» романа. Зато знаю, что самый последний этап — наведение лоска, «огранка камушков мельчайших в диадеме» — он самый желанный, самый восхитительный. Тут уже работа ломовой лошади как бы уступает ощущению прогулки в ландо по окрестностям.
Что касается героев, то они действуют согласно заявленному и выстроенному автором характеру. Если характер правильно построен, то герой и вправду как бы движется сам по себе, хотя это, разумеется, иллюзия. Уверена, что Пушкин достаточно времени потратил на то, чтобы обдумать — куда пристроить свою Татьяну. Помните, чеховское: «У нас герой или женись, или застрелись». Как ни смешно, это по-прежнему проблема: большого выбора в финале нет. Так до сих пор и колотимся.
— Вы пишете, что толчком для сюжетов нового сборника новелл «Окна» стали картины мужа. Скажите, а что стало импульсом для полифонического романа «Белая голубка Кордовы»? Позвольте пофантазировать, — кораблик на могильной плите на старом кладбище?
— Никогда не принимайте буквально, за чистую монету ни одного утверждения писателя. Писатель — это человек, который и сам не знает — что в его жизни было в действительности, а что придумано пять минут, или двадцать лет назад. Это человек с неуправляемой, вулканической работой воображения. То, что кораблик на могильной плите старого кладбище в Виннице я вижу до боли реально, еще не значит, что я его не придумала. Как и Кордовина самого. Вопрос импульса к воплощению той или иной мысли в книгу отсылает нас к сложнейшим исследованиям природы писательского творчества. Да ее, эту природу, и невозможно исследовать. Даже Фрейд писал: «Перед про блемой писательского самосознания психоанализ слагает оружие». Это вопрос структуры писательского мышления, стиля восприятия жизни и, как следствие, — стиля самого писателя. Иногда идея книги возникает тогда, когда в записных книжках превышается концентрация записей по какой-то определенной теме. Что касается «художественных мотивов» — то у меня вообще: в биографии, в жизни самой, концентрация картин, подрамников, кистей и красок на каждый сантиметр квартиры и биографии и без того давно превышена: у меня отец художник, муж художник… Это чуть не главная тема жизни.
— Успех все чаще называют главным критерием и даже целью жизни. Чем, по-Вашему, определяется значимость человека?
— Успех всегда был главным критерием и целью жизни. Таковым и остается. Только смотря что и для кого считать успехом. Представьте себе женщину-домохозяйку, все четверо сыновей которой добились впечатляющих успехов в разных областях науки или искусства. Эта женщина в своей жизни успешна? Я считаю — очень.
— Раньше было в ходу такое определение — «читающее поколение». А как бы Вы назвали нынешнее поколение — Ваших детей, их друзей? Что Вы любили и что любите читать сейчас, если у Вас хватает на это время?
— Большой вопрос. Слишком широкий, требующий обобщений, а я не люблю обобщений. Особенно тогда, когда надо определять поколение. Что такое «поколение»? Люди всегда отдельны и штучны: один любит читать то, другой — это, третий не любит читать вообще, зато рисует с утра до вечера. И я не знаю: он что — менее «духовен», что ли? Никак называть поколение детей не стану: по-прежнему, все разные. У меня в собственной семье сын отличается от дочери так, как ни один эскимос не отличается от итальянца.
Второе: чтение мое. Это тоже — слишком широко. Читаю то, что в данную минуту необходимо для работы. Кусками всегда читаю необходимое: классиков, подпитаться; разную специальную литературу, исторические книги, воспоминания… Очень редко — современную прозу. В самолетах — хорошие детективы, — английские, американские.
— Создавая гротесковый «Синдикат», Вы не могли не предвидеть реакцию бывших шефов. Знакомо ли Вам понятие внутренней цензуры?
— Сейчас уже можно сказать, что после написания романа «Синдикат» я ходила по краю очень опасной пропасти. На меня ополчились «мои шефы» и в Москве, и в Израиле. История длинная… Есть у меня однако мой ангел-хранитель по литературной части, который меня непременно спасает. Вывез и на сей раз, хотя ситуация сложилась очень острая. Что касается внутренней цензуры — ну что вы, это дело смертельно опасное. Робость писателя ведет к разрушению личности и стиля.
— В Ваших произведениях, помимо замечательного русского языка, есть язык музыки. Она «звучит» у вас практически в каждой вещи. В рассказе «Адам и Мирьям» необыкновенно тонкое понимание грузинских песен, за которое Вам особая благодарность. И раз уж названо это произведение, хотелось бы спросить Вас о потрясающих старухах, которые живут на страницах многих Ваших книг. У них, очевидно, есть прототипы?
— Да, этот тип старых женщин просто преследует меня на протяжении всей жизни. Я вообще люблю ярких и харАктерных людей, люблю сильных женщин, проживших долгую насыщенную жизнь, их речь, воспоминания, резкие суждения о современниках. И меня всегда к таким тянуло, и они меня привечали тоже. В этом повезло.
— Вы «коллекционируете» детали? Фиксируются различные мелочи в памяти, или Вы их записываете?
— Что касается «деталей», каких-то историй, мимолетных свидетельств случайных людей… да ведь это наш хлеб, порой эти истории и детали и служат толчком к началу работы над рассказом или повестью. Их фиксация уже дело десятое: в молодости все отпечатывалось в блестящей памяти, с возрастом на всякий случай записываю.
— К сожалению, с экранизациями многих Ваших романов пока не сложилось. Поступают ли предложения от киношников?
— Киношники просто одолевают, не предполагая, видимо, что за диалогами, которые выглядят так живо на бумаге, стоит непосильная работа по переносу ткани романа на адекватное поле кинематографа. Сейчас проданы права на экранизации романов «Белая голубка Кордовы» и «Синдром Петрушки». Я всегда стараюсь отделить себя от того продукта, который приносит мне кинематограф. Ну что поделаешь. Это разные искусства, разные язы