Справедливость потребовала после встречи с архитектором Л.Медзмариашвили, руководителем восстановительных работ Оперного театра, встретиться с еще одним главным участником большого торжества – режиссером-постановщиком оперы «Абесалом и Этери», премьерой которой открылся обновленный театр, народным артистом Грузии, лауреатом Государственной премии и премий им. К.Марджанишвили , С.Ахметели, Ш.Руставели, М.Абашидзе, обладателем медалей А.Швейцера и О.Попова, профессором Института кино и театра Гизо Жордания.
За эти несколько недель Гизо Жордания столько раз пришлось дать интервью журналистам, выступить по телевидению, что, признаться, не очень надеялась на положительный ответ. Думала, устал человек повторять одно и то же. Но услышав дружелюбным, спокойным голосом сказанные слова: «как же не встретиться, раз позвонила…», сразу настроилась на оптимистический лад, предвкушая приятную, непринужденную беседу. И не ошиблась. Гизо оказался приветливым, остроумным, доброжелательным человеком, с большим юмором рассказывающим интересные истории.
До встречи с ним попробовала перечислить количество поставленных им спектаклей в разных театрах Грузии и за рубежом, но вскоре поняла безнадежность этой затеи. В театре им. Руставели: «Мачеха Саманишвили», «Гамлет», «Анна Франк», «Мещанин во дворянстве», «Последний маскарад», «Миндия Хогая», «Мусуси», — более 10-ти. В театре им. Марджанишвили: «Ревизор», «Лекарь поневоле», «Синие кони на красной траве», «Райские птички», «Белая сирень», «Хаджи-Мурат»… В театре им. Грибоедова: «Гнездо тетерева», «Старый дом», «Сестры», «Святые и грешники», «Провинциальные анекдоты»… В оперном театре: «Миндия», «Лела», «Паяцы», «Пиковая дама», «Похищение луны», «Три новеллы», «Абесалом и Этери». А также «Миндия» — в Ереване, «Кето и Котэ» — в Кишиневе, «Даиси», «Абесалом и Этери» и «Пиковая дама» — в Саарбрюккене. Итого, более ста ярких, впечатляющих, прекрасных спектаклей. Вопреки ожиданию, наша беседа не была похожа на интервью с режиссером о его творчестве, театральных перипетиях, работе. Гизо рассказывал о школьных годах, забавных случаях из жизни, артистах, педагогах, — людях, оказавших влияние на становление его личности, моральных ценностей, которыми следует дорожить, чтобы не было стыдно перед обществом, близкими, учениками, потомками. И совсем немного о своей деятельности, творческих успехах. Чтобы представить читателю Жордания-режиссера, пришлось прибегнуть к помощи Интернета и выяснить, что творческий путь Гизо после окончания института начался в Батуми, откуда он был приглашен в театр им. Руставели, где работал в 1965-70 и 1979-86 годах.
В течение семи лет Жордания – главный режиссер грибоедовского театра, около 10 лет работал в Театре оперы и балета. В 1991-99 годах он – ректор Театрального института. Проследив маршрут его деятельности, приходим к выводу, что путь лежит по всему проспекту Руставели, от оперного до грибоедовского театра, включая Институт театра и кино, и дальше, к театру им. Марджанишвили. И всюду он оставил богатое наследство в виде замечательных спектаклей. А могло быть иначе, если бы в далекие 50-е годы Гизо Жордания не приняли в Театральный институт.
«Да, дело к тому и шло. Мне всегда нравилось что-то выдумывать, играть. Выступал на школьной сцене и в маленьком театра на Авлабаре, где в то время жила моя семья. Когда в театральном открылось подготовительное отделение, подумал, почему же не стать настоящим артистом, и пришел на отборочный тур. А тут один довольно известный в театральном мире человек заявил мне прямо, что с моим ростом и внешностью артистом никогда не стану. А сам ниже меня, да и худой. Спасибо, хоть посоветовал подать заявление на режиссерский факультет. Чем плохо, подумал, буду ставить спектакли и сам играть. На этот факультет принимали всего 5 человек, а я получил тройки по ритмике и слуху. И это в то время, когда заканчивал музыкальное училище по классу виолончели – без слуха и ритма?! Надежды на то, что с такими баллами попаду в список счастливчиков, не было никакой, и тогда я решился на отчаянный шаг – просить проректора Акакия Пагава вторично прослушать меня и допустить к следующему туру. Более всего обижал тот факт, что меня посчитали бездарным, хотел доказать свою правоту».
Выслушав жалобу юноши, Пагава разрешил ему написать заявление и попросил сыграть перед комиссией, для чего следовало принести инструмент, а до начала экзамена оставалось мало времени. Успеть за час добраться до Авлабара и вернуться обратно было невозможно. Удрученный Гизо грустно стоял у стены, когда к нему подошел незнакомец и спросил, в чем дело. “Я объяснил ему причину. Он протянул мне рубль – езжай, говорит, на такси, успеешь к экзамену”. Как позже узнал, это был ректор института Михаил Квеселава. На всю жизнь запомнил его поступок, и когда сам стал ректором, всегда думал, как бы не ошибиться в своем решении относительно молодых, с особой осторожностью прислушивался к их проблемам».
— А как завершилась история с виолончелью?
— Отлично. Приволок я свой инструмент. Сидят в комиссии Додо Алексидзе, Акакий Хорава, Акакий Васадзе, Малико Мревлишвили. Алексидзе смеется: это что за Штраус из Авлабара явился? Ну, сыграл одно, второе произведение, басню Крылова прочитал, на все вопросы ответил. Сами были в недоумении, почему же вам тройки поставили? Не мог же сказать, что они мне такой приговор вынесли. В итоге, оказался третьим в списке. Из пятерых поступивших режиссерами стали только двое. Вот ведь как бывает! Справедливость, рано или поздно, восторжествует. За каждый наш верный или неверный поступок ответ дает Всевышний, он выносит решение за содеянное добро или зло. Говоря словами Руставели, «зло сразив, добро пребудет в этом мире беспредельно». Этим девизом я руководствуюсь всю жизнь.
В связи с этим Гизо вспомнил один эпизод, происшедший в пору его ректорства, когда, преступив закон, он на свой страх и риск вынес единственно правильное решение в сложившейся обстановке, и никогда об этом не жалел. Дело касалось девушки, недобравшей один балл и не прошедшей по конкурсу. Она просила ректора лично прослушать ее, чтобы самой удостовериться, действительно ли она такая бездарная, и недостойна учиться в Театральном институте.
«Я не мог отказать ей, ведь давным-давно сам был в таком же положении. Позднее я узнал, что у девушки были влиятельные покровители, но она категорически отказалась от протекции, и не воспользовалась их помощью. Не только я, но и все присутствовавшие в моем кабинете председатели приемных комиссий были безгранично удивлены ее эрудицией, знаниями, способностями. Когда же девушка наизусть прочла сонет Шекспира – до сих пор помню, это был 66-й сонет, — то я без колебания решил зачислить в институт не только ее, но и всех, кто получил равные с ней баллы, хотя знал, что мне за это грозило. Закон не позволял увеличивать контингент студентов после завершения экзаменов. Не мог я поступить иначе и, подписав приказ, тем самым подписывал себе приговор. Готов был понести наказание, лишь бы не лишать девушку веры и надежды на будущее».
Видимо, и Богу было угодно, чтобы добро торжествовало – наказания не последовало.
Кое-как удалось повернуть беседу в творческое русло и заставить Гизо рассказать о своих лучших постановках за последнее время – в оперном «Абесалом и Этери» и «Хаджи-Мурат» — на марджанишвилевской сцене.
«Оба спектакля я ставил исходя из принципа – добро торжествует над злом, даже если герой погибает в этой борьбе. В «Абесаломе» концовка выглядит так: оба влюбленных стоят на возвышении, в белом одеянии и с высоты небесной синевы как бы празднуют победу над злом, в образе одетого в черное Мурмана. Даже умершие, они торжествуют… А почему выбрал повесть Л.Толстого «Хаджи-Мурат», которую почти нигде никогда не ставили? Хотел показать историю борьбы против насилия, угнетения, вражды, не приносящей ничего, кроме бедствия и несчастья воюющим сторонам. Через образ исторического лица показал, что герои, погибающие в борьбе за справедливость, остаются непобедимыми. И нет разницы, какую сторону они представляют. Поэтому в спектакле мать в блестящем исполнении Тамары Схиртладзе оплакивает не только своего сына, но и тех, кто стал жертвой политики насилия. Мне все время помогал в работе голос моего учителя русского языка Гугунава, который первым рассказал нам о Хаджи-Мурате и дал понять, что можно переступить закон во имя торжества справедливости. Человек, погибая физически, побеждает морально, борясь за добро».
С особой теплотой вспомнил Гизо семилетний период работы в грибоедовском театре, отметив, что это были бесконфликтные, спокойные годы, проведенные с великолепной труппой в атмосфере дружбы и любви. А самыми значительными явлениями за последний год назвал премьеру «Абесалома и Этери», студенческий спектакль «Три шутки», поставленный по рассказам Чехова и 170-летний юбилей театра им. Грибоедова.
«На грузинской сцене в последнее время русская драматургия не представлена. Считаю, что это неправильно, нельзя не принимать во внимание значение классических произведений Чехова, Островского…, современных драматургов. Сейчас намереваюсь поставить пьесу Э.Радзинского «Приятная женщина с цветком и окнами на север», готовлю со студентами новый спектакль и хочу непременно поставить в озургетском театре «Цыгане» по рассказу Н.Думбадзе».
Успех спектакля, оценка работы режиссера, артистов определяется реакцией зрителя, и в этом отношении Гизо на высоте, а как оценивает Жордания-режиссера его семья? Оказалось, довольно объективно, со знанием дела. Жена, Натела Вачнадзе, историк по специальности, прекрасно разбирается в искусстве. Она была первой, кто вспомнил и воскресил в своей книге «Эскизы к творческому портрету» Давида Арсенишвили, создателя театрального и литературного музеев в Тбилиси и музея Рублева в Москве. Под ее редактированием вышла книга «Великий Эквтиме». Натела – автор монографии «Серапион Зарзмели». Дочь, Ирина, соавтор отца в постановке пьесы «Белая сирень» в театре им. Марджанишвили, рассказывающей о реальных событиях в их семье. В такой обстановке взаимопонимания и любви, разумеется, работа будет спориться, и если через год на театральных афишах появится объявление: режиссер-постановщик Гизо Жордания, будьте уверены, вас ожидает приятное зрелище, а спектаклю гарантировал большой успех.
Додо АХВЛЕДИАНИ.