. © 

Новелла №10 «Angle»

Новелла  №10

«Angle»

— Подари, «Angle», ты же все равно его не слушаешь! – просил Дато, намекая на пластинку «Роллинг Стоунз».

— Отдай мне «Hey Jude», — дам! – в свою очередь выпрашивал я «Битлзов».

— Ты знаешь, это подарок, — старался выпутаться из положения Дато.

— И у меня даренная, — не уступал я.

— Кто подарил, Лева? – знал, что барыга Лева, которому я оставил деньги за пластинку «Битлзов», вместо нее достал мне «Роллинг Стоунз».

===

Дато Пруидзе был моим однокурсником и другом с первого курса. Нас сблизила музыка. Я любил «Битлзов», он – «Роллингов». Мы вечно спорили, кто из них лучше. Честно говоря, «Роллинги» и мне нравились, но я не признавался в этом, так как любил спорить с Дато. При каждой встрече спрашивал: ну как, уразумел, кто из них лучше?

— Конечно, «Битлз».

— Давай, спросим умных людей. Алик, кто лучше, «Битлзы» или «Роллинг Стоунз»? – спрашивали мы нашего однокурсника, 120-ти килограммового Алика из Хашури, для которого музыка начиналась с «Шалахо» и заканчивалась «Семь-сорок».

— Что?

— «Битлз» или «Роллинг»?

— Второй, — отвечал Алик, хотя, если бы спросили наоборот, он все равно ответил бы: «второй».

Дато был из Кутаиси. Их трехэтажный дом стоял вблизи Риони. В тбилисской квартире, возле «Круглого сада», Дато жил с матерью, Нателой или тетей Джуту, как ее называли. Дато выделялся в институте своей красивой внешностью – высокий, худой, всегда одевался со вкусом – «Адидас», «Пума», «Ол стар». И учился хорошо. Ездил на «06» салатового цвета. Все девчонки были в него влюблены, а его фото долго висело в витрине фотоателье на Марджанишвили.

Отец Дато, дядя Заза, редко приезжал в Тбилиси, но каждый его приезд превращался в праздник. Накрывали стол, приглашали всех друзей Дато. Сам же был тамадой и так спаивал нас, что, еле узнавали друг друга. Навеселе, он начинал шутить с женой:

— Джутуя, угадай, кто это: четыре ноги, хвост, лает и верный очень.

— Собака! – отвечала Натела.

— Знала, знала, да?!

— Нет, клянусь Дато! – клялась Натела.

Дядя Заза был управляющим строительным трестом в Кутаиси, пользовался большим уважением. Умел ценить людей и оценивл их по заслугам. И деньги большие имел. Дато шутил: «Если отец разложит купюры на рельсах от Кутаиси до Тбилиси, пятисантиметровый слой получится».

Как правило, летом на две недели мы ездили в мою деревню, затем две недели проводили в Кутаиси.

В зале тотчас же накрывали на стол.

— Пойдем, пообщайся с культурой, познакомься с народом, — шутил Дато и водил меня по достопримечательностям города.

— Отстань, хватит! Я уже все наизусть выучил.

— Не умрешь от лишних знаний, — смеялся Дато.

Когда играли «торпедовцы» — шли на стадион, но большей частью смотрели не на игру, а прислушивались к болельщикам.

— Бичо, двигайся! Не стой на месте, как дерево, собака захочет помочиться!

— Подожмите его, а то трава под ним сгорит.

— Посмотрите на этого несчастного, бегает, словно собака на поводке!

Возвратившись домой, снова садились за стол. Дядя Заза не пропускал ни дня без кутежа. Утром, в 8 часов вызывал машину и ехал на работу, а у нас голова трещала от похмелья.

— Этот шофер недавно у нас работает, его фамилия Деспоташвили. Однажды возвращался отец навеселе и стал его расспрашивать, сколько лет, женат ли? Забыл фамилию и спрашивает: а откуда родом эти Садистишвили?

Из Кутаиси на несколько дней уезжали к морю, по побережью – от Батуми до Гагра. Русских девушек своим темпераментом баловали и возвращались уставшие. Я в Тбилиси, Дато – в Кутаиси.

===

Пролетели студенческие годы. Меня распределили в Тбилиси, Дато – на кутаисский автозавод, но отец выхлопотал ему место на самтредском консервном заводе. Вскоре он женился. Я приехал на свадьбу, привез ему подарок.

— Ты бы лучше пластинку подарил, — пошутил Дато.

— Знаешь же, что даренная, — и оба засмеялись.

Три дня пировали. Дато не отходил от меня.

— Слушай, ты меня, случайно, с женой не путаешь? – пошутил я.

— Жена здесь останется, а ты уедешь.

Прошли годы. Мы перезванивались часто. Однажды, по пути в Батуми, заехал я к нему в Кутаиси. Дато дома не оказалось. Вернулся поздно. Не понравился он мне: глаза остекленевшие, веки отяжелевшие, с женой развелся.

— Что это с ним? – спросил я тетю Нателу.

— Ой, несчастье! И себя погубил, и нас! Связался с наркоманами. Каждый месяц из тюрьмы вызволяем. Вот, дом сейчас продаем.

— Ты что, сдурел?! – набросился я на Дато.

— Да не слушай ты маму. Ей все это кажется.

— Но меня-то не обманешь, я же вижу!

— Почудилось тебе!

Напрасны оказались уговоры. Не хотел Дато слушать меня. Просил остаться, но настроение было испорчено, и я вернулся в Тбилиси.

Позднее я его увидел на похоронах дяди Зазы. Не узнал. Лицо осунулось, зубы вывалились, на сморщенном лице ни радости, ни удивления, ни жалости. Только напряжение: видно, думал, опять поучать начну. Что я мог сказать? Лишь выразил сочувствие.

===

Дато скончался прошлым летом от цирроза печени. Хоронили из барака на окраине. Венок не заказывал. Принес пластинку «Angle» и положил у изголовья: возьми, Дато, пригодится!

Кто-то положил поверх пластинки шприц.