Новелла №13 «Исповедь»
Дверь легко поддалась. Усердно рекламированный простой «Фантомас» не устоял переду умелыми руками. Проскользнув в приоткрывшуюся дверь, заперся изнутри и открыл окно, чтобы услышать свист Воды, стоящего на «атанде».
«Накол» действительно оказался хорошим: отец уехал в район, дочь с мужем и детьми отдыхает в Египте, квартира полна дорогими вещами.
Вошел в спальню, открыл шкаф, снял с нового костюма чехол и закрепил «молнией» так, что получился мешок. Зашел в гостиную, не обращая внимания на технику, стал без разбора собирать серебряные предметы: пепельницу, вазу, фигурку Дон-Кихота, посеребренный чайный сервиз, подстаканники, из ящика буфета достал серебряные вилки и ножи. Искал в книгах деньги – не нашел. Забросив все в мешок, потащил в спальню. В ящике комода лежала шкатулка с драгоценностями. Даже не осмотрев, прямо бросил в мешок. На комоде, среди икон, стоял подсвечник с догоревшей свечой. На подсвечнике покачивалась золотая цепочка с медальоном – овальное изображение Богоматери с младенцем на эмали, в золотом обрамлении. Зажав в кулаке медальон, посветил фонарем повыше. С картины на стене на него смотрела его первая и единственная любовь.
— Видно, Богу было угодно привести меня сюда, чтобы я оценил свою жизнь… – подумал и присел на кровать.
…Сейчас он все вернет на место и так же крадучись уйдет, как пришел. Он не мерзавец… Пойдет прямо в церковь, исповедаться. Неужели священник ему откажет? Давно он в церковь не заходил… Он все подробно расскажет, снимет с души тяжелый груз, который столько лет тяготит его. И никогда больше не согрешит. Новую жизнь начнет!
***
— Отец! Хочу исповедаться! – так сразу и скажет.
— Сам расскажешь, или задавать вопросы?
— Все расскажу.
— Так, начинай!
— Грешник я, отец!
— Продолжай!
— Я был единственным ребенком в семье. Отец работал в Цекавшири, заведующим складом снабжения. Мы ни в чем не нуждались. Жили в четырехкомнатной квартире на улице Павлова. У меня было безоблачное детство. Хорошо учился, занимался музыкой, играл на скрипке. В четвертом классе отец привел меня в баскетбольную секцию. Тренер предсказал, что отличным спортсменом буду. Шесть дней в неделю был занят, и на уличные развлечения времени не оставалось. По воскресеньям всей семьей в ресторане обедали. Тогда в ресторанах места заранее бронировали, но отца все знали, и нас всегда ждал стол в самом лучшем месте. Мама по специальности была экономистом, но не работала.
Я был в восьмом классе, когда отца арестовали за недостачу. Заместитель донес, но и сам пострадал, — уволили. Отцу присудили 12 лет с конфискацией имущества. Забрали квартиру, дачу, машину, переселили в однокомнатную квартиру на втором этаже дома на углу улицы, спускающейся с Воронцова на Набережную. Сначала отец отбывал срок в Ортачала, потом перевели в Рустави. Каждое воскресенье мы ездили к нему и стояли в очереди для «передачи». Все, кто раньше окружал нас, отвернулись и просто забыли о нашем существовании.
— Дальше, сын мой! – скажет священник.
— Трудно стало жить. Мать начала работать на вагоноремонтном заводе экономистом. В девятом классе я перешел в 30-ю школу. Так быстро вытянулся в росте, что брюки школьной формы подскочили выше щиколоток, а рукава пиджака еле прикрывали локти. Но денег на новую форму не было, и я так ходил в школу до окончания учебного года.
После школы я домой не спешил – мама работала допоздна. Садился в троллейбус №1 рядом с Кикой и вместе с ним кричал: «Хочу жениться! Жену хочу!»
Толпа народа тянулась к новому стадиону, где начинался матч наших «динамовцев» с уэльским «Кардифф-сити». Билета у меня, конечно, не было, но я все же влез в переполненный троллейбус и протиснулся к центру.
— Гела! – кто-то позвал меня. Недалеко стоял мой сосед Лери, старше меня на два года.
— Стой здесь! – сказал, а сам придвинулся к какому-то мужчине. – Нам скоро выходить!
Я удивился, но промолчал. Мы вышли на площади Марджанишвили и направились к клубу им. Горького. В саду Лери достал из кармана бумажник, положил деньги в карман, а бумажник забросил на крышу кассы кинотеатра.
— Вот и на билеты деньги нашлись, — сказал Лери.
— Откуда? Как?
— Не догадался? А вот когда «стенку» мне делал.
До стадиона шли пешком. Меня грызла совесть:
— Я пойду домой, — сказал.
— Пойдем, билеты купим!
Какая-то сила заставила меня подчиниться, и я последовал за Лери. У кассы стояли перекупщики. Лери купил два билета на западную трибуну. Игра, крик до хрипоты, победа со счетом 3:0 заставили забыть обо всем, но когда я вернулся домой, всю ночь не смог заснуть. Перед глазами стоял тот мужчина. Я представил, в каком он положении оказался бы, обнаружив, что бумажник исчез.
В воскресенье поехали к отцу в Рустави, но нам сказали, что его перевели в больницу. С трудом удалось выяснить, в какую. В палату нас не пустили.
— У него инфаркт миокарда, — сказал врач, — на этот раз выкарабкался, но если еще повторится, вряд ли переживет.
Повторилось на третий день… Деньги на похороны собрали, продав за мизерную цену все золотые предметы, еще сохранившиеся у матери. После смерти отца безнадежность охватила нас. Летние каникулы провели в Тбилиси. Приближалось первое сентября, а у меня не было ни формы, ни обуви, ни сумки.
Я сидел дома, когда Лери вызвал меня:
— Нужна твоя помощь, пойдешь со мной?
— Опять «стенку» делать?
— Нет.
— Тогда пойду.
— Вечером зайду.
Лери оставил меня на углу улицы в Верийском квартале:
— Смотри за входом в тот двухэтажной дом и свистни, если увидишь кого-нибудь.
Прошел час, два. Вдруг кто-то тронул меня за плечо. Обернулся – Лери улыбался:
— Ты кого здесь ждешь? Идем!
На другой день Лери принес мне 200 рублей:
— Это твоя доля, но будь осторожен, чтобы мать не узнала.
Весь день я думал, как потратить деньги, но так, чтобы не вызвать материнских вопросов. И придумал. Единственной вещью, оставшейся после переезда со старой квартиры, был книжный шкаф. Я достал книгу «Я, бабушка, Илико и Илларион», засунул туда деньги и положил на место. Вечером, словно ненароком, заговорил о Нодаре Думбадзе и начал спорить о поведении Зурикелы. По лицу матери было видно, что она радуется. Чтобы доказать свою правоту, я достал книгу… оттуда рассыпались деньги.
Первого сентября в школу я пошел в новой форме.
С тех пор я часто ходил с Лери «на дело». Деньги прятал… на черный день. И этот день настал. Ночью проснулся от стона. Мать извивалась от боли. Вызвали скорую помощь. Сделали болеутоляющий укол – успокоилась. Утром позвал участкового врача. Тот рассердился, что его беспокоят всякий раз, когда разболится живот. На третий день у нее уже посинели губы и ногти. «Скорая» отвезла в больницу:
— Разорван желчный пузырь, где же вы были до сих пор? Уже перитонит начался!
Отправили на срочную операцию. Она так и осталась на операционном столе.
Похоронил… Справил поминки… 40 дней.
Лери познакомил меня с «хорошими» парнями: «Это мой младший брат, здорово помогает».
После этого отношение ко мне, как по волшебству, изменилось. Со мной здоровались с уважением. Лери учил воровским законам, правилам, разборкам. Иногда проводил практические занятия и всегда «проваливал» меня. Но однажды удача оказалась на моей стороне.
— Молодец! – похвалил Лери и отвел меня к вору. – Перспективный юноша, в школе его уважают.
— В какой школе учится?
— В 30-й.
— Хорошо, — кивнул вор.
В школе я следил, чтобы не притесняли, не обижали несправедливо, без причины. Для разборки школьных дел приходили ко мне. Мое решение было окончательным.
Однажды я сказал Лери:
— Ты идешь на «дело», потом делишься со мной. Это нечестно. Научи меня воровать.
— Настанет и это время. Если меня арестуют, тебе придется заботиться о моих родителях, пока я буду в тюрьме.
— Как же я буду заботиться, если не умею воровать? И вот что: я одинок, если посадят меня, беды не будет, а у тебя семья…
— Да, ты прав, — согласился Лери, — приходи вечером.
— Брать квартиру вроде легко. Все зависит от «накола», — учил Лери. – Бывает, что подбрасывают «дело» и берут с поличным. Тебе никто хороший «накол» не даст, на таких как ты план выполняют. Самое трудное – это «карманник». Одно неверное движение и ты прогорел. Часто даже не вызывают милицию и сами расправляются. После таких случаев в тех местах долго не сможешь появляться. Для начала самое подходящее дело – работа с сумкой. А высший уровень работы карманника – снять цепь незаметно. Главное, перевести внимание на что-то другое. К примеру: если выдернуть один-два волоска, будет больно, но если заработаешь оплеуху, от боли сразу про волоски забудешь. Из двух болей мозг выбирает тот, который больнее, и реагирует на это. Поэтому запомни: если работаешь в одиночку, прижмись коленом или плечом, или толкни. Если в паре – то тогда легче. Напарник наступит на ногу, но вы должны понимать друг друга без слов.
Лери рассказал один случай: «однажды в магазине парень подошел к женщине и стал кричать:
— Покажи, что взяла!
Растерянная женщин раскрыла ладони, а парень плюнул в них и убежал. Позади той женщины в очереди стоял приятной внешности юноша. Он достал платок, вытер женщине руки и побежал за парнем. Спустя несколько минут женщина обнаружила, что с ее пальца исчезло бриллиантовое кольцо. Запомни одно: карманник не грабитель, и если поймают с поличным, краденое надо вернуть».
Лери ежедневно проводил со мной теоретические занятия, а, заодно, я практиковался на соседях. Ловко извлекал из их сумок разные вещи, но, конечно, возвращал обратно. Так же незаметно, как и извлекал.
Первое крещение я прошел в автобусе №40 – от Воронцова до стадиона «Локомотив». На остановке вошла девочка с перекинутой через плечо сумкой. Достала из нее бумажник, купила билет, положила бумажник обратно, но сумку не закрыла. Я встал позади нее, вытащил бумажник и приготовился выйти.
— Пропустите, пожалуйста! – девочка отодвинулась, посмотрела на меня и улыбнулась. Длинные прямые волосы золотом ниспадали на плечи. Белоснежная кожа, красивые карие глаза, излучающие детскую наивность, прямой, точеный нос, милые ямочки на щеках. Я передумал выходить. Незаметно опустил в сумку бумажник и повернулся к ней:
— Девушка, закрой сумку.
Она проверила бумажник и защелкнула замочек:
— Ой, какая я невнимательная, — поблагодарила и улыбнулась.
Она вышла на остановке у 9-й горбольницы. Я – следом за ней.
— Ты такая рассеянная, я провожу тебя.
Она пожала плечами.
— Куда идешь? Далеко?
— Здесь же, на Чавчавадзе.
— Ты здесь живешь?
— Нет, занимаюсь у педагога по биологии.
— Поступаешь в институт?
— Да, в медицинский.
Подошли к двухэтажному дому.
— До свидания, я уже пришла.
Я сел на ступеньки и стал ждать. Через полтора часа она вышла.
— Ты еще здесь? – удивилась.
— Я провожу тебя до дома. Ты где живешь?
— На Марджанишвили. А ты?
— На Воронцова.
— Тогда у нас одна дорога.
Мы пересекли проспект, дождались автобуса.
— Как тебя зовут?
— Манана, а тебя?
— Гела… Где учишься?
— В 23-й школе, а ты?
— В 30-ой.
Автобус был переполнен, со всех сторон меня теснили люди, и чтобы не прижаться к ней, я ухватился за спинку сиденья, но дважды, когда автобус попадал в ухаб, непроизвольно обнял ее. Оба рассмеялись. Я взял два билета. Она один оторвала и вернула мне:
— Тебе на конечной остановке выходить.
— Я провожу тебя.
— Не надо, проблем не оберешься.
— И кто это мне создаст проблемы?
— Есть тут один!
Я все-таки проводил ее. Около метро сидели ребята. Увидев меня, привстали и поздоровались. Одного из них, «огурчика», я узнал. Он был старше меня на два года.
— Здравствуй, Гела! – и поцеловал.
— Привет, «огурчик», — и продолжил путь.
— Он этого прозвища никому не прощает, а тебе ничего не сказал?
— Я его имени не знаю.
— Мерабом зовут.
— Ну, теперь буду знать.
Она жила во дворе, позади метро. Довел ее до дома и, возвращаясь, увидел состав «огурчика», сидящим там же.
— «Огурчик», ты эту девочку знаешь?
— Манану? Да.
— Так вот, с сегодняшнего дня ты ее не знаешь!
— Ага, понятно!
На следующий день я встретил ее у школы и опять проводил до дома. Потом сел в троллейбус и доехал до Сабурталинского рынка. Вышел у кинотеатра «Газапхули», достал из бумажника деньги, а бумажник выбросил. Пришел к Лери и отдал ему десятку.
— Что это? – удивился он.
— Твоя доля… Ты же делился со мной по-братски.
Вскоре я наловчился, перешел на карманы. Провала не было. Работал в одиночку – сам себе хозяин. Через некоторое время мастерски срывал с шеи цепочки.
Манану провожал ежедневно. Она занималась по биологии, химии, физике и грузинскому. Ее отцу удалось найти покровителя в институте, но неожиданно ректора и проректоров сняли и благодетель побоялся взять деньги. Поэтому Манана подала документы в «зоовет».
В десятом классе я перестал ходить в школу. Чтобы отделаться от меня, написали по всем предметам тройки и выдали аттестат. С Мананой отношения прояснялись: мы любили друг друга. Однажды я сорвал цепочку с одной женщины – медальон с изображением Богоматери с младенцем в овальном золотом обрамлении, и подарил его Манане.
В июле арестовали Лери – статья предусматривала семилетний срок, а чтобы снизить до 5 лет, требовалось 5000 рублей. Ребята подбросили «накол», но предупредили, что гарантии безопасности нет. У меня не было выбора и так, неподготовленным, отправился на квартиру. Не успел открыть дверь – тотчас же взяли. Присудили 5 лет, как несовершеннолетнему.
В тюрьме меня приняли, как брата. Я быстро смекнул, как действовать. В тюремных «шутках» не участвовал, никого не притеснял, и меня не притесняли. В тюрьме сидел вор по кличке «Кито» — Мамука Китовани. От него пришло письмо: «Гела – отличный парень. Доверяю ему камеру».
За время моего пребывания в тюрьме, никто не устраивал голодовки, не притеснял никого. Все знали свое место. Я не играл, не употреблял наркотики. «Он отсюда выйдет вором», — говорили ребята. Через год перевели на зону. Там сидели четыре вора. Один – бывалый, Колька, трое – новоявленные, таких называли «1500-рублевыми». Хорошие ребята были. Кольке в глаза смотрели, да только воровского в них ничего не было. Не будь Кольки, глотку бы друг другу перегрызли. Колька меня полюбил, «племянником» называл, а я его – дядей Колей. Знал он, что я ради друга на риск пошел и уважал меня за это. Я и на «сходняках» присутствовал. Он мне разные истории рассказывал: «В Тбилиси вор скончался. Приехал из Ростова «Дед» — в потертой сорочке, старых брюках. Пришел на панихиду, смотрит – трехэтажный дом с шикарным ремонтом, хрустальные люстры висят, на стенах – дорогие картины. Спрашивает: «Чей это дом?» «Покойника», — отвечают. Ростовский вор подошел к покойнику, ударил по лицу, повернулся и ушел.
Колька любил старые времена, не доверял новым ворам. Позвал меня однажды и предложил стать вором. Я согласился.
— Но только одно условие – жить будешь по старым воровским законам, — предупредил.
Я и на это ответил согласием. А старый закон требовал: не жениться, не жить в роскоши и не красть больше того, что требовалось для существования, не брать деньги за разборку дел и не иметь никаких доходов из других источников, кроме воровства.
На очередном сходняке Колька объявил меня своим сыном и меня окрестили вором. Из тюрьмы я вышел в 22 года. Спросил про Манану – сказали, что окончила институт, ее похитили, живет в Кутаиси. Искать ее не стал – по воровскому закону жениться я не мог, а бередить рану не хотел.
Потом еще дважды попадал в тюрьму: за воровство и за убийство. Но убивать я действительно не намеревался. Вошел в квартиру, уверенный, что никого в ней нет. Оказалось, у зятя были ключи, он вернулся домой пьяный и заснул. Набросился на меня с ножом, я вывернул ему руку и он сам напоролся на нож. Много раз я хотел изменить свою жизнь, исповедаться, но никак не удавалось. Наверное, ждал знака свыше.
Вчера дали «накол», стопроцентный: мужчина в деревне, дочь, зять и внуки уехали отдыхать.
Судьба привела меня в дом Мананы, чтобы показать медальон, подаренный мною, который она носила всю жизнь, и дать понять, как она меня любила, как ждала. Я же собственноручно убил эту любовь. И себя погубил! Не мог я оттуда ничего взять. Положил вещи обратно, повесил медальон на подсвечник, и отправился прямо к тебе, Отец! Прости меня, грешного! С сегодняшнего дня я – другой человек.
***
С улицы послышался свист. Он очнулся от мыслей. На раскрытой ладони лежал медальон. Он смотрел, но слезы застилали глаза. Потом схватил мешок, положил медальон в карман и незаметно вышел.