Он всего 4 месяца не дожил до своего 80-летия – большой человек с горячим сердцем, преклоняющийся одному кумиру — поэзии молчания. Тот, кто основал и развил грузинскую школу пантомимы, создал первый во всем Союзе Государственный театр пантомимы, носящий сегодня его имя. Тот, кто посвятил ему всю жизнь и умер, унося с собой безграничную любовь к нему. Великий маг мимики и жестов, грузинский Марсель Марсо, народный артист Грузии, лауреат премии им. Марджанишвили — Амиран Шаликашвили.
Если бы этот гениальный артист и режиссер одним глазом взглянул на заполненный до отказа зал руставелевского театра в день его рождения и услышал бы овации, которыми благодарная публика выражала уважение к его памяти, то сердце, наверное, не выдержало бы такой радости. «Мне никогда не приходилось встречать такой своеобразный яркий талант», — сказал о нем знаменитый мим Марсель Марсо.
Амиран Шаликашвили считался одним из лучших режиссеров в этом виде театрального искусства. Благодаря оригинальности и национальному колориту, Театр пантомимы своими блестящими спектаклями «Электра», «Сонеты Шекспира», «Криманчули», «Христос», «Святой Георгий», «Гость и Хозяин», «Теренти Гранели», «Вепхисткаосани», «Колыбельная» и еще многим, занимает заметное место в культурном мире Европы. А о его фанатичной любви и преданности к своему театру, рожденному в нелегких испытаниях, говорить можно бесконечно.
Мне бы следовало начать рассказ с юбилейного вечера, дать возможность представить, что творилось перед входом в театр, с какой завистью смотрели на обладателей пригласительных и билетов несостоявшиеся зрители, надеясь на счастливый случай — авось, у кого-то окажется лишний. Но этот вечер бы не состоялся, если бы более полувека назад не родился Театр пантомимы под руководством Амирана Шаликашвили. Днем рождения театра он считал 13 мая 1965 года, когда первый спектакль его студии пантомимы в Театральном институте был признан как искусство безмолвного выражения чувств, и студия получила право именоваться театром.
«Мы не можем говорить, плакать, смеяться, кричать, петь — только мимика, руки, движения тела должны выражать наши эмоции», — говорил Амиран.
Светлым воспоминанием останется в моей жизни первая встреча с ним семь лет назад для интервью, и я имела счастье видеть Амирана на сцене. А на столе у меня лежит его автобиографическая книга-трехтомник «Заплаканная осень: монолог артиста» – исповедь души мастера, с теплой дарственной надписью: «Моему приобретенному другу. Мы подружились неожиданно, но останемся навеки».
Не думаю, что после всего вышесказанного у кого-то возникнет вопрос, почему решила написать об этом вечере и человеке, который всю жизнь молчал на сцене, но имел необыкновенный дар красноречия, писал красивые стихи, обладал талантом прекрасного рассказчика. Ушел из жизни, так и не дождавшись сто раз обещанного помещения для своего театра.
Сказать, что на сцене руставелевского театра игрался очередной обычный спектакль пантомимы – значит, ничего не сказать. Это был праздник со слезами на глазах — феерия света и музыки, феноменальная пластика, утонченные движения и сильный, звучный голос, читающий строки из поэмы. Казалось, Амиран-старший, как всегда, стоял за кулисами и наблюдал за своими птенцами, давно расправившими крылья под его присмотром. А на сцене в это время блистал мастерством Амиран-младший — витязь в тигровой шкуре, получивший в наследство от отца талант, театр и те же нерешенные проблемы.
Вернемся на короткое время к той давнишней нашей встрече, и я напомню читателям разговор с ним.
«Я никогда не кричал о наших успехах – о них говорили наши призы, награды, популярность, отзывы в прессе, восторженные встречи в разных городах Союза. Полвека служил, вложил в него всего себя, и, пока жив, буду бороться за его будущее. Лишь бы были нормальные условия, а за спектаклями дело не станет. Мне обидно, что приезжие больше интересуются нашим искусством, чем грузинский зритель».
Да, артисты театра пантомимы действительно обладают недюжинным терпением, выносливостью и огромной любовью к своей профессии, раз умудряются репетировать и играть в таких, мягко говоря, несоответствующих условиях. В тот первый мой визит в театр перед глазами предстала такая картина, что молила бога выйти из помещения невредимой, чтобы на голову не свалилась штукатурка или не провалилась нога в выбоину в цементном полу. Полуразрушенные стены были замаскированы афишами, шторами, сценическими атрибутами. Так было, и я ничего не преувеличиваю. На сегодня положение после ремонта несколько улучшилось, но это капля в море. С удовольствием бы пригласила на экскурсию любого представителя соответствующих служб, но вряд ли они согласятся, раз до сих пор не поинтересовались.
Снова и снова перелистываю страницы книги. Последняя, третья, издана в 2015 году — сегодня 2019-й, а боль, высказанная в ней и лично выслушанная мною – все та же. «Здание театра рушится. У меня нет средств на ремонт. Я не требую от правительства ни таланта, ни красоты, ни любви, ни сердца, ни гор и цветов, ни души и веры. Мне нужны деньги, чтобы спасти театр. Я – тот нищий, которого играл на сцене и меня осыпали цветами, и я — нищий, которому бог ниспослал мучения для создания и спасения театра».
Хотела больше написать о самом вечере, а получились воспоминания о необыкновенном артисте и человеке. Смотрела на безукоризненное выступление артистов и видела усталое лицо Амирана, сидевшего на маленьком диване в своем кабинете, слышала его голос и думала: большую личность потеряла культура Грузии.
Но, пожалуй, лучше вернуться в зал, где собралась многочисленная публика — деятели культуры, артисты, писатели, музыканты и простые люди — представители общества. Со вступительным словом выступил писатель Резо Мишвеладзе: «Я рад, что вижу здесь такое количество людей, зал полон, и это значит, что все, кто пришел почтить память замечательного артиста Амирана Шаликашвили, стоят рядом с театром, и мы общими усилиями построим театр, о котором он так мечтал.
Постановку «Вепхисткаосани» мы планировали показать к 850-летнему юбилею Шота Руставели. Работали, не жалея себя. Амиран попросил кое-кого из сильных мира сего посмотреть спектакль и заодно ознакомиться с условиями, в которых актерам приходилось работать. Никто не явился, а юбилей вообще не состоялся — не хватило средств. За 50 лет нашего знакомства я впервые увидел слезы на глазах Амирана. А потом случилось непоправимое и я никак не смог осмыслить, что на сцене своего театра в белых цветах лежит Амиран, думал – бутафория. Но он и сейчас сидит здесь, среди нас, и ждет, когда начнется представление».
Затем с благодарностью к зрителям обратился Амиран-младший: «Ваши аплодисменты – мое богатство. Теперь я победитель перед родителями и обязательно доведу дело отца до конца. Мы построим новый театр». Он также поблагодарил мэрию, театр им. Руставели и всех, кто оказал помощь в организации юбилейного вечера.
А потом на сцене, без слов, молча, герои поэмы стали рассказывать историю любви, дружбы и верности. Тариэл боролся с тигром, писал свое завещание Автандил, разгоралась охота, отважно сражались с каджами друзья и праздновали освобождение пленницы. Порхали птицы, пробегали олени, качались от ветерка цветы. Бесподобное исполнение вызывало овации, а когда на экране появился Амиран Шаликашвили в роли Шота Руставели, зал взорвался от восторга. Никакие слова не передали бы чувства поэта лучше, чем руки и лицо Амирана. «Пронеслась их жизнь земная, как ночное сновидение, даже тот, кто долговечен, проживет одно мгновение. Месх безвестный из Рустави кончил я мое творение».
Завершился праздник бессмертия. И тут опять вспомнила одно из многочисленных стихотворений Амирана, которое даже не осмелюсь перевести — просто передам смысл. «Я — пропись на небе, лишь дуновение ветра. Я даже не тень — несусь куда-то вдаль. И знаю, Он – единственный и я — раб Его. Из ничего никогда ничто не родится».
Звучал в зале голос Амирана Шаликашвили: «Зло сразив, добро пребудет в этом мире беспредельно».
Он ушел с болью в сердце и оставил сыновьям и своим воспитанникам надежду на будущее, веру в справедливость и любовь к театру, в котором вечно будет жить память о человеке, создавшем эпоху.
Додо АХВЛЕДИАНИ.