«Сестра во литературе», чудесная попутчица и мастерица коротких тостов. Отличный англист, свободно владеет и русским языком. Насчёт чувства юмора (и чувства смешного, что встречается реже), и говорить излишне. Возможно ли представить себе дочь классика грузинской прозы Нодара Думбадзе не умеющей «поймать на лету» шутку и тем более медлящей с ответом?! Правильно, нельзя. И не представляйте.
Помню, как разворачивалась наша «антилопа гну» после застолья на загородном поэтическом празднике, и как мы с Мананой водили с ней хоровод, пытаясь ухватить ручку дверцы, под зычный хохот мастеров художественного слова. «Это мой характер: наличие у меня с детства водительских прав, никогда не означало, что я могу сделать разворот, не зацепившись, как минимум, за две машины», — самокритично напишет Манана в книге, о которой речь впереди.
А если обратиться к официальной анкете, и здесь обнаружим немало интересного: переводчик, литературовед, эссеист, публицист. Выпускница факультета западноевропейских языков и литературы Тбилисского государственного университета. Член Союза писателей и Союза журналистов Грузии, один из ведущих переводчиков англо-американской литературы, подарившая читателю «грузинского» Марк Твена, Уильяма Сарояна, Рэя Брэдбери, Эрскина Колдуэлла, Джона Апдайка, Сэмюэля Беккета (список неполный, но надо ли говорить, насколько внушительный)…
С удовольствием вспоминаю мастер-классы по художественному переводу для студентов-филологов и молодых словесников, на которые издательство «Мерани» пригласило Манану Думбадзе (английская литература), Дали Панджикидзе (немецкая литература) и автора этих строк (русская литература). И горящие глаза, и неподдельная заинтересованность, и вопросы, вопросы, на которые Манана отвечала просто и доходчиво, не впадая в менторскую тональность, как и положено истинным профессионалам.
Но каково было узнать мне, неоднократно пересекавшемуся с Мананой на встречах с зарубежными гостями или на фестивалях (в частности, в родном селении Нодара Думбадзе), где она выступала гостеприимной хозяйкой, подняв на вертеле в виде знамени вкуснейшего из распробованных мною жареных поросят, что Манана, с виду совершенно домашнее создание… уехала переводчицей в вечнодействующий вулкан, имя которому – Афганистан.
По-моему, в курсе этого вояжа в духе мушкетёров Дюма в осаждённую крепость Ла-Рошель, были все коллеги, кроме меня, не любящего интересоваться чужой личной жизнью, хотя признаю, что страна должна знать своих героев.
Впрочем, сама Манана считает свою «вылазку» вовсе не героизмом, хотя и реально рискованным предприятием. Не случайно она скрыла это своё решение от матери, но иначе не представлялось возможности кардинального решения накопившихся бытовых и жилищных проблем…
О книге Мананы Думбадзе – «Афганистан сквозь замочную скважину «Барона» я узнал в Доме писателей, на презентации другой её книги – «Опрокинутая пирамида». И для начала хотелось бы сказать несколько слов об этом произведении.
«Опрокинутая пирамида» вышла в свет в издательстве «Интеллект». Этот прозаический сборник, по мнению критиков, представляет собой «книгу путешествий, впечатлений и взаимоотношений». С её страниц словно бы исходит тепло доброго сердца автора, она говорит с читателем словом, полным жизни и любви.
Представленная в сборнике проза основана на документальных событиях, она отличается удачно расставленными акцентами и притягательным стилем.
Главным предметом писательского интереса Мананы Думбадзе является человек: характеры, свойства, причуды…
При этом география книги воистину необозрима и многообразна: это своего рода кругосветное путешествие по Азии, Европе, обоим американским континентам; впечатления о работе с людьми десятков национальностей, вероисповеданий и мировоззрений. И всё это изложено легко и изящно, живо, конечно же, с юмором, «словно бы над этими строками витает тень Нодара Думбадзе».
Ещё одна сквозная тема прозы и публицистика Мананы Думбадзке – непреодолимая тоска по Абхазии, такой родной и близкой и такой недосягаемой, вследствие величайшей геополитической… несправедливости.
Манану Думбадзе иногда называют человеком, видящим в жизни повествование, а в повествовании – жизнь. И с этим вряд ли будет спорить кто-либо, хоть раз общавшийся с этой яркой личностью. А для всех остальных, чтобы не оставаться голословным, приведу избранные фрагменты из её «Афганской эпопеи», опубликованные в переводе Владимира Маловичко в давно не появляющимся в нашем печатном пространстве журнале «Дружба народов».
«Вот уже месяц, как меня приютил «Барон»,‐ частный гостиничный комплекс, который в своё время был построен одним из кабульских миллионеров, а сейчас сдан в аренду международной организации. «Барон», наподобие тюремной зоны, отделён от внешнего мира высокой оградой с высоковольтной проволокой в верхней части железобетонных стен… Я про себя называю его «Исправительно‐трудовой колонией с усиленным питанием и активным отдыхом». Под «исправительно‐трудовым» я подразумеваю исправление личного и общесемейного экономического положения в результате хорошо оплачиваемой трудовой и спортивно-оздоровительной деятельности внутри «Барона». Для того, чтобы оказаться в этой колонии закрытого режима, люди добровольно преодолевают довольно сложные конкурсные преграды. Лично мне, несмотря на рекомендации имеющих авторитет друзей, пришлось пройти через целый ряд телефонных интервью, в результате чего я заняла должность Директора по Коммуникациям одного из афганских проектов Агентства международного развития США. Чтобы мама не нервничала, я соврала ей, что уезжаю на год работать в Америку. Она обрадовалась за меня, но не забыла заметить, что, когда в Грузии люди из кожи вон лезут, чтобы выжить, её старшая дочь, в это самое время, будет нежиться в Америке. Все остальные считали, что на нас непрерывно будут сыпаться бомбы, и земля будет гореть под нашими ногами. А вышло вот как: я, окруженная усиленной охраной, лежу в садовом шезлонге комплекса «Барон» «…и на солнышко гляжу». «Барон» охраняет известный на весь мир Британский спецназ.
В город ездим в белом бронированном лендкрузере в сопровождении двух офицеров: афганец за рулём, рядом — иностранец‐«шутер» (по‐ нашему снайпер). При каждой посадке в лендкруизер шутер вслух повторяет инструкцию по безопасности: что надо делать, если убили водителя, на какую кнопку нажимать, если машина подорвалась на мине и т.д. Конечно же, я очень быстро всё выучила наизусть и начала повторять за шутером инструкцию, как молитву, что очень забавляло офицеров. Но я‐то знала, что, случись что‐нибудь нехорошее, я, конечно, не смогла бы ни на кнопку нажать, ни сирену включить и ни бежать сломя голову в укрытие. За стенами «Барона» почти постоянно, особенно во время «Рамадана», гремела канонада взрывов. В большинстве случаев ‐ это самоубийцы (террористы ‐ смертники), которые с таким самозабвением самовзрываются, что самому захочется. Нельзя сказать, что при этом не взрывают других. Почти одновременно с моим приездом в Афганистан, взорвали брата Президента Карзай, который, по слухам, был наркобароном. Затем, на протяжении месяца, уложили целый ряд губернаторов в разных провинциях».
Забористое начало, не правда ли? А вот вам ещё один примечательный (как с познавательной, так и с художественной точки зрения), фрагмент:
«Вокруг меня, большинство – афганцы. Я очень полюбила эту команду. Все они, мужчины это или женщины, внушают доверие, скромны и улыбчивы, даже веселы, и у всех, как ни странно, наблюдается исключительное чувства юмора. Косынки на их головах тоже цветастые, но весьма благопристойные. Афганки с удовольствием обучают меня способам обвязывания головы цветными платками: их огромное множество. Они никогда не повышают голоса (как и мужчины-афганцы) и щебечут, как птички.
‐ Какие они весёлые, говорю я Гюнтаи (Гюль).
‐ Это женщины, прошедшие войну,‐ отвечает мне Гюль,‐ им надо совсем немного, чтобы быть счастливыми и веселыми. Они легко приходят в восторг, и их глаза, из тёплых с грустью, моментально преобразуются в смеющиеся, по самому незначительному поводу.
Несмотря на то, что такого количества и качества актов насилия не показывает ни одно телевидение мира, мне кажется, что здесь это — один их наиболее надёжных и независимых источников информации. Сейчас, например, в эфире выступает высокопоставленный военный чиновник, полковник НАТО, который заявляет, что талибы упорно продвигаются к Кабулу, но это не впервой: «Кабул мы не уступим»,‐ говорит он. Большое спасибо, уважаемый полковник, но Вы уверены, что Талибы не посмеиваются над такими самоуверенными заявлениями? Вы же знаете, как красиво и с каким удовольствием занимается эта публика самовзрыванием,‐ позавидуешь.
Итак, я приветствую Вас из Афганистана девяностых… 14‐го века! Ну‐ка вспомните, что в это время происходило в Грузии? Чёрт знает что… Когда я летела из Дубай в Кабул, в салоне самолёта ко мне подсела благообразного вида женщина, средних лет, по имени Мина. Она оказалась афганкой, но не современной, а тех времён, когда Кабульский стиль воспитания включал в себя европейские и советские элементы такие, как обязательное хождение на музыку, английский, плавание и теннис; в тинейджерском возрасте ношение мини‐юбок, а в студенческом,‐ обязательное обучение в ленинградских и московских ВУЗ‐ах. Мина, как выяснилось из разговора, окончила ВУЗ в Ленинграде. Сейчас, вместе с мужем и детьми, живёт и работает в Мюнхене. С мужем ‐ афганцем, познакомилась и училась в Ленинградском государственном университете. Едет в гости к брату, крупному афганскому бизнесмену, учредителю единственной в Афганистане компании минеральной воды; имеющему вес в деловых и правительственных кругах Афганистана, между прочим, получившему высшее образование в США. Как «птенцы из одного, советского гнезда», мы с полуслова поняли друг друга и быстро нашли общий язык. Она с нескрываемым восторгом говорила о России, видимо, не ведая, что сегодня между Россией и моей Родиной, Грузией, отсутствуют дипломатические отношения.
‐ Тогда мы жили нормально. Русские никогда не вмешивались в нашу жизнь. А сейчас, если я не завернусь в национальные одежды, я не могу выйти на улицу. Действительность такова, что всех устраивает, чтобы в Афганистане был постоянный кавардак. А поскольку афганцы без войны жить не могут, в Афганистане война не кончится никогда,‐ категорично и рассерженно заявляет Мина.
‐ Кабул красивый? – задаю я отвлекающий, по моему мнению, вопрос. ‐ Что в городе было красивое,‐ всё сломали. Превратили город в пыльные развалины: смотреть страшно! Мне очень тяжело это говорить, но я потеряла надежду на то, что моя страна сможет возродиться из пепла,‐ такой ужасный диагноз поставила Мина своему многострадальному Афганистану с высоты своего «европейского положения». Но интересно и то, что по моим наблюдениям и наши, грузинские эмигранты, такого же мнения о Грузии. Фериде, из «Барона»,‐ тоже афганка, вернее молодая афганская девушка, которая окончила колледж в Калифорнии. Её тоже тянет туда, где не обязательно покрывать голову косынкой и поститься во время Рамадана, где можно ходить в хлопчатобумажных голубых джинсах. Другими словами туда, где обычная цивилизованная жизнь. Фериде, ‐ единственная дочь у матери. Отец погиб, когда она была маленькой, из‐за чего ей с матерью пришлось жить то у одного, то у другого, то у третьего дяди. Она очень старается быть настоящей американкой: манерами и интонациями. Ей повезло: она устроилась на работу в американскую компанию. Сейчас она собирается отправиться на курсы в Калифорнию, где, как она сама говорит, собирается во чтобы‐то ни стало, выйти замуж».
Впрочем, пора и честь знать, а то увлёкшись, можно доцитироваться до рамок монографического формата. А напоследок перефразируем применительно к Манане Думбадзе бессмертное и незабываемое: «Жить, как говорится, хорошо. «А интересно жить ещё лучше». «Точно».
Владимир Саришвили