Замечательный летописец грузинской (и не только грузинской) музыкальной, футбольной и шахматной истории, в скором времени отмечающий 88-летие профессор Гулбат Торадзе, десятилетиями собирал забавные розыгрыши, памятные шутки, занимательные «пикировки» прославленных грузинских музыкантов.
Минувшим летом Гулбат Григорьевич подарил мне свою брошюру «Музыканты смеются», изданную, правда, давненько. Но, поскольку на мой вопрос, издана ли эта сокровищница национального «музыкального» юмора на русском языке, ответ последовал отрицательный, я испросил разрешения перевести «жемчужины» коллекции, на что получил благожелательное согласие. На этом вступительное слово прошу считать завершённым. Приступаю прямо к делу.
«Я не читаю запрещённых книг»
В начале 1970-х годов кампания травли Александра Солженицына достигла апогея. Выдающийся композитор Андрей Баланчивадзе, классик грузинской музыки прошлого века и известный острослов, в то время председатель Союза композиторов ГССР, принимал некоего товарища из весьма высоко стоящих органов. Он предложил знаменитому композитору выступить с публичным осуждением книги «Архипелаг ГУЛАГ» и выразить её автору общественное порицание. Андрей Мелитонович изменился в лице, и после минуты молчания обратился к вторгнувшемуся в его кабинет посланцу:
— Эта книга, по-моему, запрещена у нас.
— Да, да, уважаемый Андрей Мелитонович, запрещена.
— Так вот, я запрещённых книг не читаю, соответственно, не могу и высказаться по этому поводу.
После чего композитор сам задал вопрос растерявшемуся гостю.
— А Вы что же, читали эту книгу?
«Товарищ» предпочёл оставить этот вопрос без ответа и, поджав хвост, ретировался под благовидным предлогом.
Неукрощённый Андрей Баланчивадзе проводил засланца саркастической улыбкой.
Логическая связь
В конце 1960-х с концертами в Тбилиси выступил Кливлендский оркестр (США) под управлением великого дирижёра-романтика Джорджа Селла, непревзойдённого мастера гибких темпов и обладателя безупречного вкуса. На долю оркестра выпал грандиозный успех – грузинские знатоки и меломаны были в полном восторге. На банкете приглашённые на все лады восхваляли строй оркестра. Выслушав разнообразные дифирамбы строю кливлендских искусников под управлением Селла, Андрей Баланчивадзе изрёк во всеуслышание: «Какое государство – такой и строй!».
Опасная фраза, но Андрей Мелитонович всё-таки был тем самым Юпитером, которому было дозволено то, что не дозволялось быкам. Но в другой раз он выдал кое-что и похлеще.
«Какие вы рабочие…»
Ленинград. 1957 год. Цикл концертов грузинских музыкантов в городе на Неве. По тогдашней традиции, в «обязательную программу» гастролей входили встречи с трудовыми коллективами. На одном из заводов оказался и Андрей Мелитонович. Рабочим очень понравилось выступление остроумного и речистого композитора. Соответственно, после дружеского общения участники встречи плавно переместились в заводскую столовую, где был накрыт банкетный стол. И тут, во время одного из «дорогих тостов», Андрей Баланчивадзе без обиняков заявляет: «Вы разве рабочие? Какие вы рабочие, если в жизни ни одной забастовки не устроили»…
Но и тут ангел-хранитель выручил своего подопечного. Последствий так и не последовало. После такого рискованного выступления следующая фраза грузинского композитора выглядела как безобидная шутка.
«Случай на таможне»
На контрольно-пропускном пограничном пункте у возвращающего с «загнивающего Запада» Андрея Баланчивадзе конфисковали мясорубку. Но композитор не стал горевать.
— Всё равно мяса у нас нет, так что зачем мне в Советской Грузии мясорубка? – заявил он прямо в рыло бдительному таможеннику.
«Кем были скоморохи?»
Композитор Шалва Асланишвили однажды на экзамене спросил девушку-студентку:
— Известно ли вам, кем были и чем занимались скоморохи?
После некоторого замешательства и непродолжительного размышления будущий музыковед решилась ответить наудачу:
— Это были музыканты-теоретики.
— Не всегда, не всегда, — покачивая головой, возразил известный знаток теории музыки.
«А кто был Челенти?»
На художественном совете Тбилисской консерватории имени Вано Сараджишвили один из лучших грузинских теноров, представитель мировой вокальной элиты Нодар Андгуладзе, прекрасный знаток истории и теории вокала, читал лекцию о выдающемся итальянском педагоге Челенти, прославившемся подготовкой многих звёзд иперного искусства.
Престарелый профессор, чьи профессиональные интересы не были напрямую связаны с вокалом, подрёмывал, периодически погружаясь в сон, а под конец лекции, услышав в очередной раз «Челенти, Челенти», встрепенулся и «во весь голос» поинтересовался у коллег: «Кто таков этот Челенти?».
— Это отец Челентано, — пояснил сидевший рядом Гулбат Торадзе.
Обмен любезностями
В те давние-давние времена, когда два ведущих грузинских композитора Сулхан Цинцадзе и Отар Тактакишвили занимали соответственно посты ректора Тбилисской консерватории и министра культуры ГССР, их кабинеты отделали деревом, по тогдашней моде.
Зайдя однажды в кабинет коллеги, Отар Тактакишвили с ехидцей заметил: «А ректор-то у нас липовый».
Сулхан Цинцадзе не полез за словом в карман.
— Зато министр дубовый, — парировал он.
Вот так петрушка!
Сочтя с виду наивного Бидзину Квернадзе подходящей кандидатурой для обжуливания, зеленщик на базаре, на извечный вопрос: «Почём петрушка?» дал оригинальный ответ: «Сто грамм – червонец».
— Ты что, решил, что твоя петрушка стоит дороже «Петрушки» Стравинского? – сердито атаковал композитор опешившего горе-продавца.
Узбекская загадка
В годы, когда Гулбат Торадзе занимал одну из руководящих должностей в Союзе композиторов Грузии, было принято решение провести цикл концертов узбекской музыки в Тбилиси.
Из Ташкента прислали программу, в которой, в числе прочих, красовался такой номер:
«С. Юдаков: «Куилама сахибжимол» (сл. Пушкина)».
?!
После долгих размышлений и безуспешных попыток выяснить – что бы это значило, Гулбат Григорьевич принял простое решение, записав в программе: «С. Юдаков: «Романс» (сл. А. Пушкина)».
Когда ташкеньцы прибыли в Тбилиси, между Гулбатом Торадзе и добродушным руководителем узбекской делегации Ахмедом Джабаровым, прямо в аэропорту, состоялся такой диалог:
— Ахмед Хамидович, что такое «куилама сахибжимол»?
— Што, што?
— «Куилама сахибжимол»?
— А-а, мой дарагой! «Кюиляма сахипжимол» – это «Не пой, красавица, при мне»…
Конкурируя с патриархом нашей культуры, автор этих строк тоже собирает занимательные истории из жизни наших знаменитых соотечественников. Поскольку у нас «музыкальная» тема, поделюсь несколькими, рассказанными недавно отметившим 80-летний юбилей выдающимся нашим композитором Важей Азарашвили:
«В годы моего студенчества Иона Ираклиевич Туския, музыкант колоссальной эрудиции и изысканного вкуса, занимал пост ректора Тбилисской консерватории. О, как я завидовал его богатейшему литературному грузинскому, русскому и французскому. И – свободному немецкому и английскому тоже завидовал…
На занятиях Туския разбирались сочинения молодых композиторов, высказывались мнения без прикрас и реверансов, но непременно обоснованные – преподаватель приучал нас слушать друг друга. Разгорались и споры, но до «разборок» и кулаков дело никогда не доходило, мы были парнями горячими, но не озлобленно-агрессивными.
Иона Ираклиевич обладал богатейшим чувством юмора. Узнав, что я пародирую голоса и мимику многих композиторов, попросил меня «изобразить» одного из «верховных жрецов». «Я побывал на могиле Баха в Лейпциге, в церкви святого Фомы, получил колоссальное удовольствие», — произнёс я, и профессор Туския залился безудержным смехом.
Он просил: «Спародируй и меня», но я не решился.
— Чувство юмора чувством юмора, но «в применении к себе» не всегда срабатывает. Я вот пел как-то на вечеринке под гитару «Я в весеннем лесу» голосами наших университетских профессоров, когда на студенческий «огонёк» заглянул уже не юный комсомольский вожак – как раз под свой «куплет». Хорошо, доказать ничего не смог.
— Нет, Туския не стал бы сердиться. Он был не только остроумным, но и добрейшим человеком. Как-то стоим мы у входа в консерваторию, подходит Туския, строго спрашивает:
— Вы почему не на лекции?
— Педагог заболел. Не знаем, куда деваться.
Не меняя тона, Иона Ираклиевич заявляет: «Я только что из ресторана «Самадло». Там очень хорошая кухня. Вот вам деньги (вручил упитанную пачку), и вперёд. Чек принесёте, отчитаетесь в тратах».
Приглашением мы воспользовались не мешкая, чек на следующий день предъявили и неиспользованную сумму выложили до мелочи.
Тем же строгим голосом Туския говорит: «Болваны и профаны, марш назад в ресторан, пока всё не потратите!».
— Вас и Давид Торадзе проверял по части «хмельных вершин»…
— Автор прекрасного мелодичного балета «Горда», по сей день украшающего репертуар тбилисского Театра оперы и балета имени Захария Палиашвили, Давид Торадзе (Гугули) обучал нас оркестровке.
Занятия господин Гугули любил проводить у себя дома. К концу семестра, ознакомившись с нашими образцами оркестровок, он неизменно выражал полное удовлетворение и тут же накрывал хороший грузинский стол прямо у себя на кухне. Перед каждым студентом ставил по две бутыли вина «в личное пользование» и приговаривал: «Я доволен вашей работой, но пятёрку в метрике увидит только тот, кто выпьет полагаемое вино, ни с кем не делясь, и не опьяняет». Победителем в этом соревновании обычно выходил я, для меня и пять бутылок выпить было нипочём… Да. А сейчас легко справляюсь только с пятью стаканами.
Давид Александрович в молодые годы написал оперу «Невеста Севера», основой для её либретто стала история любви Александра Грибоедова, автора лучшей русской комедии всех времён, «Горе от ума», и Нины Чавчавадзе-Грибоедовой, дочери Александра Чавчавадзе, выдающегося грузинского поэта-романтика.
Премьера этой оперы состоялась в Москве, в 1958 году, чуть позже – в Колонном зале Дома Союзов (концертное исполнение), Давида Торадзе обласкали власти высшими советскими премиями и славословиями.
У Давида Александровича были тогда несколько натянутые отношения с Отаром Васильевичем Тактакишвили, тогда уже автором гимна ГССР, секретарём правления Союза композиторов СССР (!). Тактакишвили жил в известном тбилисском Доме на набережной, окна его квартиры выходили на памятник Грибоедову. И я копировал, подслушав где-то его сетования: «Я больше здесь не могу жить. Смотрю из окна, вижу Грибоедова, он мне напоминает Гугули, и теряется всякая охота работать. Непременно поменяю квартиру».
По-детски наивным был представитель славного семейства Гудиашвили, композитор Николоз (Кока) Гудиашвили, преподававший нам анализ музыкальной формы и полифонию.
Как-то студентов согнали на общественные работы по озеленению города. Прививать саженцы на горе Мтацминда, близ знаменитого тбилисского фуникулёра. Профессор Кока Гудиашвили явился на место сбора в парадном костюме и при галстуке.
Я ему: — Как же вы будете деревья сажать, перепачкаетесь ведь…
Он закатил «мхатовскую» паузу, а потом говорит:
— Ты про должок не забыл?
— Какой должок?
— Ты мне фугу должен остался. Когда напишешь?
— Долг платежом красен, — вздохнул я. – Разберусь с саженцами – пойду домой писать фугу.
— Не надо домой. Не надо фугу, — говорит профессор. – Ты мне ямки вырой, саженцы повтыкай, землицей присыпь – и считай, что мы в расчёте.
Профессор Кока обожал шахматы и имел достойных партнёров, Гулбата Торадзе, дружившего с будущим чемпионом мира Тиграном Петросяном и даже конкурировавшего с ним (не слишком, правда, удачно) в юношеских всесоюзных (!) соревнованиях. А также – дирижёра Реваза Такидзе, с профессиональной шахматной выучкой, были и другие знатоки, в игре с которыми Кока Гудиашвили терял чувство времени. Приходил на занятия через час-два после их окончания, озирал пустую аудиторию и, охваченный чувством ярости, при встрече зычно грозил лишить нас стипендий за «шатало».
— Бывает, вот и наш администратор тоже имел «идея-фикс», выражавшуюся в вопросе: «Вы почему не на лекции?!» в любое время и в любых обстоятельствах. Однажды встретил на рынке в воскресенье (!) бывшую студентку, два года назад получившую диплом, одновременно родив ребёнка, а в тот момент на девятом месяце беременную вторым. И – ринулся к ней через ореховый и сырный ряд с криком: «Вы почему не на лекции?!».
— А у нас однокурсник рано женился, официально получил право на «медовый месяц» и, разумеется, перестал посещать занятия. Кока Гудиашвили очень гневался, всё возмущался: «Зачем он женился именно сейчас!».
На законный наш вопрос: «А когда?» последовал блестящий ответ: «На каникулах!».
Обработал и записал
Владимир Саришвили