100-летие Левана Хаиндрава отметили в Доме писателей
В последние дни уходящего года зал собраний Дома писателей Грузии заполнили близкие и поклонники замечательного прозаика, одной из самых ярких личностей прошлого века, Левана Хаиндрава.
Как отметил, открывая вечер памяти сын писателя, узнаваемая фигура на грузинской политической арене, депутат парламента Грузии двух созывов Ивлиан Хаиндрава, собравшееся в особняке на Мачабели, 13 общество – это родня, соседи, близкие друзья, или просто знакомые, коллеги Левана Хаиндрава. За редчайшим исключением все «заглянувшие на огонёк» общались с писателем при его жизни, и каждому было, о чём рассказать. Но братья Георгий (известный кинорежиссёр, политический и общественный деятель, экс-министр Грузии по урегулированию конфликтов) и Ивлиан Хаиндрава выстроили сценарий вечера с таким расчётом, чтобы он не превратился в утомительную говорильню, где зачастую ораторы сами не знают, зачем подходят к микрофону и, не чувствуя собственной навязчивости, переливают из пустого в порожнее.
Вечер продлился ровно час, а затем его участники и гости плавно перебрались в выставочный зал библиотеки. Неформальная часть, в сопровождении фуршета. Стаканы вина, поднятые в честь памяти Левана Хаиндрава и его супруги Милы, жизнь которой может быть зачтена Всевышним как подвиг любви.
Формальным поводом для проведения этого вечера стала не только красивая «круглая» юбилейная дата, но и выход в свет в переводе на грузинский язык самого, пожалуй, резонансного романа Левана Хаиндрава – «ЧАС ШЕСТОЙ». Никакой ошибки нет, роман действительно пришёл к грузинскому читателю спустя более полувека после его написания, потому что автор — русскоязычный писатель и при этом истинный патриот Грузии, для которого патриотизм (какая это нынче редкость!) был тем, чем он и должен быть — любовью к отечеству, а не (как это часто ныне встречается!) средством карьерного роста или материального достатка.
«Час шестой» с исторической точки зрения представляет огромную ценность ещё и потому, что в этом эпическом полотне отображён пласт эпохи, практически оставшийся неисследованным мастерами высокой словесности. Это – жизнь и чаяния грузинского общества 1950-х годов, «новая волна» репрессий, и как трагический венец повестовавания, разворачивающегося на широком историческом и сщциальном фоне – март 1956 года, выступления молодёжи против хрущёвского «разоблачения культа личности», повлекшего за собой многочисленные жертвы, точное количество которых по сей день неизвестно.
Сюжету жизни Левана Хаиндрава, по широте своей географии, причудливому драматизму событий, яркости и насыщенности эмоций, трудно найти аналог в писательском сообществе не только грузинского, но и мирового масштаба. И точкой опоры для верного ориентирования в этих хитросплетениях может стать сухой перечень фактов биографии грузинского писателя, творившего на русском языке, в отличие, к примеру, от любимого мной Булата Окуджава, который был русским писателем, творившим на русском языке.
Леван Хаиндрава родился на крошечной «планетке» грузинской диаспоры в китайском Харбине (его отец, Ивлиан Иванович ещё юношей был сослан на каторгу на Сахалин, а затем обосновался в Манчжурии и учредил «Харбинское грузинское общество взаимопомощи», в котором председательствовал более четверти века.
Получив аттестат о среднем образовании в 1933 году, Леван Хаиндрава окончил в Шанхае французский университет «Аврора» и состоял некоторое время на государственной службе во французских учреждениях Шанхая.
Неизгладимый, светлый след в жизни Левана Хаиндрава оставила его дружба с великим шансонье Александром Вертинским, которого судьба также забросила в Китай. Леван Хаиндрава был шафером на свадьбе Вертинского с красавицей-грузинкой Лидией Циргвава в Шанхае, в 1943 году.
С 1941 года будущий автор 9 книг — 5 романов (среди них «ОЧАРОВАННАЯ ДАЛЬ», «ТЕСНЫ ВРАТА ТВОИ», «ОТЧИЙ ДОМ», «ЧАС ШЕСТОЙ» и множество повестей и рассказов), работал в шанхайской русскоязычной прессе, а после кончины отца, подал вместе с матерью и братом, ходатайство о советском гражданстве, и в 1947 году, на пороге 40-летия, ступил, наконец, на землю любимой с детства исторической родины. Грузия была ему знакома и дорога с детства он слышал предания и рассказы отца о Грузии, её великих царях, военачальниках и поэтах, её архитектуре и искусстве… И вот наконец мечта сбылась. Но окрылённый счастьем свидания с отечеством писатель не знал, увы, какие сюрпризы ждут его от измельчавших душой граждан – доносчиков, ушлых карьеристов и «выгодников». Он ехал в Грузию, рождённую воображением подростка в грузинском уголке Харбина, в Грузию Ильи Чавчавадзе, а попал в пронизанную страхом и духом тотальной подозрительности среду.
К тому времени он был уже опытным, мастеровитым писателем, «со стажем», истоки которого уходили в студенческие годы. С собой в Грузинскую ССР Леван Хаиндрава привёз рукопись романа, который погиб (скажем забегая вперёд) во время его ареста в Тбилиси, где, как утверждают очевидцы, писателя задержали на углу улицы Чонкадзе, ведущей к фуникулёрным трамвайчикам, в 1948 году.
Равноценно блестящее знание русского, французского и английского языков стало спасательным кругом Левана Хаиндрава в грузиноязычном Тбилиси и в степных поселениях Казахстана, куда он был сослан, и опять-таки в Тбилиси, куда он вернулся, будучи полностью реабилитированным, в 1955 году и где прожил до самой своей кончины в 1996 году.
— Меня всегда обескураживало сознание того, что отец родился ещё до того переворота, который впоследствии назвали Октябрьской революцией, был живым свидетелем ужасов эпохи тоталитаризма, а ушёл из жизни, когда мечта его сбылась, и Грузия вновь стала независимым государством. Он прошёл такой трудный, полный изворотов судьбы и испытаний путь, что гражданам какой-нибудь из стран невозмутимой Скандинавии этих эмоций (как позитивных, так и негативных) хватило бы на десяток-другой отпущенных жизней.
Но именно такая, полная горестей и светлых озарений жизнь как на чужбине, так и в родной стране, на чужбине, с избытком снабдила его произведения событийными коллизиями, почерпнутыми, прежде всего, из личного опыта, – сказал в своём приветственном слове Ивлиан Хаиндрава.
— Мне вдвойне приятно, что юбилей самого дорогого, наряду с мамой Милой, для нас человека, проходит в этих стенах, ведь Союз писателей Грузии, куда Левана Хаиндрава приняли, невзирая на «неблагонадёжность» с точки зрения советских идеологов, был вторым домом отца. Роль отца в моей жизни – особая, он с детства внушал и укоренял во мне те ценности, значимость которых я сполна осознал лишь после его ухода.
Помню постук в стену комнаты, где мы спали – это отец, работая ночью над своими книгами, стирал ластиком и переписывал исправленные фрагменты текста. А с наступлением дня начинались его длительные походы по частным урокам – таким единственным способом он содержал семью, не унижая своего человеческого достоинства и чести литератора.
Для нас с Ивлианом, как сыновей писателя и граждан Грузии, огромное значение имеет инициатива главного редактора журнала «Цискари» Амирана Гомартели, выдвинувшего идею перевода романа «ЧАС ШЕСТОЙ» на грузинский язык. Неоценим вклад переводчиков Эльзы Метревели и Нино Кутателадзе, титанический труд которых способствовал появлению этого романа в грузиноязычном читательском пространстве, сказал Георгий Хаиндрава.
Амиран Гомартели был чуть ни единственным в зале человеком, никогда не встречавшимся с Леваном Хаиндрава и никогда не читавшим его произведений, вплоть до… выхода в свет его книги «Грузинская символистская проза», чуть ли не треть которого посвящена роману Григола Робакидзе «Змеиная рубашка». Главный герой Арчибальд приезжает в Грузию, не зная ни корней своих, ни рода, ни имени, данного при рождении.
«И тогда друзья сказали мне: «Это же биографию Левана Хаиндрава очень напоминает».
Тогда-то я и заинетересовался творчеством Левана Хаиндрава, прочитал его рассказ «Перпетум мобиле», где изобретателю вечного двигателя внушают, что это невозможно, это доказано, что вечного двигателя не может быть, потому что быть его не может. Но герой рассказа доказывает обратное: вечный двигатель возможен не в физическом, а в духовном пространстве, и это – любовь к родине», — сказал на презентации Амиран Гомартели.
Подумать только! Леван Хаиндрава писал свой роман «ЧАС ШЕСТОЙ» более 11 лет, прекрасно понимая, что нет ни единого шанса выпустить его в свет. Способно ли нынешнее поколение литераторов на подобное подвижничество? Не думаю, потому ч то в сегодняшних авторах исчез иммунитет по отношению к запретам, желание противостоять пресловутому «держать и не пущать» встречной творческой волной. Да и не держит никто никого, и пущает, — над святыми глумится пущает, Галактиону в поэтическом таланте отказывать пущает, предшественников нафталином посыпать пущает.
На самом-то деле роман Хаиндрава написан не в защиту Сталина и не из чувства презрения к злобному придурку Хрущёву. На самом-то деле, как правильно заметил Амиран Гомартели, молодёжь 9 марта 1956 года собралась у памятника Сталину и была разогнана, расстреляна и заколота штыками, потому что вышла на борьбу за свободу слова, свободу от навязываемых дядями из Кремля решений и направлений жизненных путей-дорог. И в той кровавой ночи – истоки победы молодёжи, в 1978 году защитившей статус грузинского языка от попытки окончательно русифицировать пространство СССР – не мешало бы нашим друзьям-соседям по некогда единому государству помнить, что родной язык жив и полноправен на их землях благодаря самоотверженности тогдашних студентов Тбилисского университета и других грузинских вузов, патриотически настроенной молодёжи. В той кровавой ночи и истоки 9 апреля 1989 года, ставшего символом крушения СССР, ценой жертвенной крови митингующих – в большинстве своём – юных девушек, так и не познавших счастья материнства.
«ЧАС ШЕСТОЙ» был настолько страшен для системы, что несокрушимый, закоснелый и заслуженный апологет советской цензуры Марк Златкин, директор издательства «Мерани» по кличке «палач поэтов», даже после развернувшейся во всей красе горбачёвской перестройки и выхода в свет книг запрещённых Гумилёва, Мандельштама, Бабеля и иже с ними, стеной стоял, не давая зелёный свет этому роману Левана Хаиндрава.
Особый интерес вызвали воспоминания старейшины Союза композиторов Грузии, летописца нашей музыки, футбола и шахмат Гулбата Торадзе, автора вышедшей в 2002 году книги «Мой друг Леван Хаиндрава».
«В первый раз я увидел его в самый зной, в конце июля; по проспекту Руставели элегантной походкой словно бы плыл по «дымящимся» плитам проспекта Руставели человек в изысканном светлом костюме, с белым платком в переднем кармане пиджака.
Я принял его за иностранца из какой-нибудь дипломатической миссии. А вечером был концерт знаменитого шансонье Александра Вертинского, вернувшегося из эмиграции, поселившегося в России и любившего приезжать в Грузию.
Зайдя после концерта за кулисы, я увидел там моего «дипломата», запанибрата общавшегося с Вертинским. «Приближённое лицо, может быть, секретарь-импрессарио», — подумал я.
Следующая встреча состоялась на юбилейном вечере, посвящённом 180-летию Бетховена, там нас наконец и познакомили. И… тут же Леван буквально растворился – известия об его аресте и ссылке не распространялись. Встретились только по его возвращении и полной реабилитации в 1956 году, на выходе из стадиона, в компании друзей-болельщиков. Леван был горячим поклоником тбилисского «Динамо», а его любимым футболистом оставался до конца жизни центрфорвард Сёма Баркая.
Я говорю ребятам: «Знакомое лицо». А мне: «Он только из ссылки, родом из Китая, вернулся».
«А зачем он сюда вернулся, надо было как-то подсуетиться, здесь ведь ему жизни не дадут», — удивился я.
Сказано было громко, Леван услышал, обернулся и с сильным акцентом заявил: «Имитом ром ак чеми самшоблоа» («Потому что здесь моя родина»).
С тех пор у нас установились дружеские отношения.
Помню, после страшных венгерских событий 1956 года мы собрались в знаменитом павильоне вод «Боржоми», напротив театра Руставели, своего рода полудиссидентской «тусовке», как сейчас принято говорить. И тогда Леван жёстко заявил: «С этой минуты общество наше делится надвое – в зависимости от осуждения этих мясников или «закрытых глаз», «умытых рук», а тем паче, одобрения…
Много лет мы встречались часто и у меня, и у него дома, и в компаниях. Говорили о музыке, Леван был меломаном, знатоком классического наследия, поклонником творчества грузинских композиторов Захария Палиашвили и Отара Тактакишвили. О его коллекции пластинок ходили легенды.
Однажды мы засиделись у меня до 2 часов ночи. Леван спохватился и пришёл в ужас: «У Милы будет инфаркт, она подумает, что меня снова арестовали…». Помчались с Руставели на Воронцова, где он жил (без телефона). На Сухом мосту стояла Мила, вся в слезах. В том, что Леван прожил 80 лет – главная заслуга Милы, это была необыкновенно преданная женщина, она любила Левана и детей своих беззаветно».
Автору этих строк тоже есть что вспомнить, ведь Леван Хаиндрава был одним из первых, кто благословил меня на путь в большую литературу.
Между пожилым мэтром искусства словесности и молодым поэтом, толком и не заявившим о себе, установились самые доверительные отношения. Леван Ивлианович показывал снимок своего сердца, висевшего буквально на одной «нити» — все остальные вышли из строя безвозвратно.
Показывал оригинал того самого, первого, привезённого тайком из Харбина кизилового, с чёрной и белой полосами, знамени независимой Грузии, которое он доставил в Тбилиси, обмотав вокруг собственного тела, и тайно передал Звиаду Гамсахурдиа и Мерабу Костава, за тем самым рабочим столом где протекала наша беседа. А было это ещё в советскую эпоху – тоже своего рода подвиг.
Говорили о Евтушенко, Леван Ивлианович недоумевал: «За что прославляют, в чём величие?». «Только не в личности и не в лакейском угодничестве, которое он пытается припудрить, как труп», — отвечал я и просто прочитал «Окно выходит в белые деревья». Леван Ивлианович, после «мхатовской» паузы, тихо выдохнул: «Да, это великолепно. Не постичь небесной лотереи».
А когда говорили о Сталине, Леван Хаиндрава озвучил свою знаменитую сентенцию (не думаю, что я был её первым слушателем, но вдруг)…
«Там, где Сталин виновен, никакой адвокат ему не поможет. Но там, где Сталин велик, никакой адвокат ему не нужен».
Владимир Саришвили