Преемник большого мастера – Гурам Николадзе

В наследство от знаменитого деда ему достались: дом и мастерская, талант и фамилия, которой он гордится по праву и считает, что судьба даровала счастье стать продолжателем дела великого скульптора, народного художника СССР Якова Николадзе – художник, скульптор Гурам Николадзе.

В верийском квартале, в двух шагах друг от друга есть улицы, носящие имя Якова Николадзе и французского скульптора Огюста Родена, сыгравшего большую роль в его жизни и творчестве. Здесь, в доме-музее первого профессионального грузинского скульптора, встретилась с Гурамом Николадзе и благодаря ему получила удовольствие, ознакомившись с работами великого мастера. Нет нужды перечислять все наследие Якова Николадзе, достаточно назвать те, которые знакомы тбилисцам. В первую очередь, надгробие Ильи Чавчавадзе в Мтацминдском пантеоне «Скорбящая Грузия», монументальный фриз на здании ИМЭЛа, памятники Э.Ниношвили, П.Меликишвили – во дворе Тбилисского государственного университета, Акакия Церетели в сквере оперного театра, знаменитый бюст поэта XII века Чахрухадзе.

«Я думал про деда придется рассказывать, а я кто по сравнению с ним? Одна фамилия… По правде говоря, я – Манджавидзе. Николадзе – материнская фамилия, но так как в роду не осталось продолжателей – у Якова две дочери, сын рано скончался – и по согласию и просьбе родителей я взял фамилию Николадзе, уже по окончании академии. Видимо, посчитали, что не посрамлю имя деда. Я с детства твердил, что хочу быть художником и никто этому не удивлялся. Мне, выросшему в этом доме, окруженному творениями деда, действительно суждено было идти по этому пути. С тех пор стараюсь хоть немногим достичь уровня Якова, а получается или нет – одному Богу известно. Занимался я в художественной школе, а потом готовился к поступлению в Академию художеств у В.Терпилова. Однажды он посмотрел на мой рисунок и поставил диагноз: «живописцем не знаю, а хорошим художником будешь».

Тут Гураму пришлось объяснять, какая разница между живописью и художеством. «В принципе, разница небольшая. Живописец изображает образы при помощи красок, художник создает произведения множеством различных способов. Он может быть скульптором, декоратором, живописцем, графиком… специалистом прикладного искусства, мультипликатором, художником по костюмам…».

Сдавать документы в Академию художеств Гурам отправился вместе с матерью. Она, сама скульптор, неожиданно для Гурама внесла документы на факультет скульптуры – видно, подсказало материнское сердце. Гурам честно признался, что поступил без проблем – как-никак внук Якова. «Мне преподавали большие мастера – В.Тупуридзе, С.Кобуладзе, И.Окропиридзе. Все, или ученики, или сослуживцы Якова, — но высшему мастерству, выражению духовности в художественных образах я научился у Эдмунда Каландадзе – гениальный был человек, особых, порой непонятных многим, принципов. «Сделайте 1000 рисунков – скажу, что вы художник». И мы трудились в поте лица, приносили по 50 рисунков, а он отбирал 2-3, остальные – отбрасывал. Я до тысячи досчитался, а он одобрил лишь несколько. Именно благодаря ему, я усвоил многие правила, обязательные для достижения высокого мастерства. Он научил, что рисунок — это основа всего и если он полностью эмоционально не отражает действительность, окружающую среду, предметы, образы, не в состоянии выразить чувства автора, то любое произведение искусства, будь то скульптура или картина, не сможет предстать перед зрителем так, как его представляет создатель». Гурам вспомнил и повторил слова Якова: «Скульптура должна быть живее человека, которого она изображает. В мраморе или камне, бронзе или гипсе, она должна «говорить, плакать, смеяться». Роден, если не нравилась работа, говорил: «она не поет». Заставить камень запеть посильно большому мастеру, и если в скульптуре нет души – грош цена такому произведению».

Как бы оценил Яков работы своего внука? Возможно, критически, чтобы подстегнуть, научить замечать недостатки, повысить мастерство, но если принять во внимание успех Гурама на выставках не только в Тбилиси, но и во Франции, Нью-Йорке, Варне, Торонто, то Яков, можно быть уверенным, гордился бы внуком. А еще следует учесть, что в университетском саду, близко друг от друга, стоят бюсты П.Меликишвили – работы Якова и Иосифа Кипшидзе – творение Гурама, в скором времени свое место обретет его бюст Шалвы Нуцубидзе. Поодаль, между главным и вторым корпусом ТГУ, установлена еще одна его скульптура «Скорбящая женщина», в память о студентах, погибших в 1921 году в борьбе за независимость Грузии; небольшая гипсовая фигура танцовщицы, созданная Яковом, в руках Гурама обрела вторую жизнь в бронзе и в увеличенном виде установлена в Батуми, на Пьяцце; в Риме, в «Вилла Боргезе», хранится бюст Шота Руставели старшего Николадзе, а в центре столицы Италии итальянцы установили бюст погибшего журналиста Антонио Руссо, изготовленный младшим Николадзе. Исходя из вышесказанного, не следует доказывать, что от деда Гурам заслужил бы высшую оценку и похвалу.

Непродолжительная экскурсия по мастерской не только удовлетворила мое любопытство, но немного расширила скудные познания в области ваяния. Среди антикварных вещей, принадлежащих Якову, ценного стула, на котором сидел Галактион, позируя скульптору, многочисленных гипсовых фигур и бюстов известных личностей, мирно приютился бюст вождя народа Вл.Ленина. Естественно, без него не проходила ни одна выставка. «Пусть стоит, никому не нужен и никому не мешает, — шутит Гурам. – Могу подарить, как раритет. Кстати, у деда хранилась посмертная маска Ленина, которую ему подарил двоюродный брат его парижского однокурсника В.Меркулов, тот, кто снял эту маску».

Следующим местом осмотра стала комната Гурама с необычными, на первый взгляд, картинами. Гурам объяснил, что выполнены они способом энкаустики, т.е. с применением сухого горячего воска. «Горы», «Озеро», «Казбеги», «Рождественская ночь», «Туман» — большая часть работ Гурама выполнена этим способом, но он также отлично владеет и карандашом, тушью, кистью, не говоря о резце скульптора, глине, гипсе, легко поддающимся его желаниям. «Портрет жены», «Зима», «Бессонница» явно свидетельствовали о том, что николадзевские гены проявились в достойном человеке. Но Гурам неохотно рассказывал о себе, все старался повернуть разговор в профессиональное русло. «Однажды Гоги Очиаури, во время занятий, заставил меня прекратить работу – «не продолжай». Я тогда удивился, не смог понять, чем вызвал его недовольство и только спустя месяц, неожиданно для самого себя, уловив в той, незавершенной работе что-то новое, и переосмыслив все, понял, почему Гоги просил остановиться. Нельзя переносить на полотно увиденное, не проникнув в глубину сути.

Художественное восприятие природы, окружающего мира не означает копирование. Мы видим глазами, но создаем душой, сердцем, чувствами. Чем сильнее эмоции, тем возвышеннее результат. Холодный результат нужен хирургу, летчику, разведчику, полицейскому, но никак не человеку искусства. Художник — это клубок чувств и эмоций».

Не знаю, с какой скоростью находят чувства путь от сердца Гурама до его работ, но то, что в них выразительно отражаются его талант и красота души, доказали картины и скульптуры, увиденные за этот короткий промежуток времени. К сожалению, основательно знакомство с творчеством двух Николадзе пришлось отложить до теплых дней. Гурам не рискнул надолго продержать меня в неотапливаемой мастерской и заморозить во дворе, где бок о бок стояли гипсовые скульптуры «Скорбящей Грузии» Якова и «Скорбящей женщины» Гурама; в коридоре, завернутый в целлофан, дожидался продолжения работы бюст «Картлоса Касрадзе»; а в ящиках старинного бюро лежали эскизы и фото уже завершенных работ. Этот небольшой музей хранит в себе огромное духовное богатство. Гурам сравнивает музеи с банком эмоций. «В сбербанке хранятся деньги, а в архиве – документы, в библиотеке – книги, в фонотеке – записи, а музей надолго, если не навечно, хранит красоту, вдохновение, эмоции, чувства. Все, что делает человека прекрасным и возвышенным. Я понял это, когда после окончания академии начал работать в музее искусств реставратором и ежедневно соприкасался с выдающимися произведениями великих мастеров».

Серьезный разговор об искусстве и творчестве двух Николадзе немного оживился забавными воспоминаниями Гурама о студенческих годах. «Я никогда не отличался словоохотливостью и, тем более, не любил публичные выступления, а тут выбрали меня секретарем комсомольской организации факультета. Какой из меня секретарь, если я толком не знал, как собрания проводить, да и организаторскими способностями не мог похвалиться. Поэтому не очень утруждал себя работой, чем доводил до ярости комсорга академии. В конце концов, он решил серьезно поговорить со мной и явился ко мне домой. А я в это время работал над портретом с натурщицей. Попросил ее открыть дверь, а сам стал наблюдать. Можете представить себе лицо комсомольского работника, когда перед ним стояла обнаженная женщина. Он так растерялся, что, услышав мой ответ на его вопрос «Гурам дома?» — «Его нет», даже не сообразил, что я – Гурам… и удалился. А собрание я провел единственный раз, когда передал полномочия своему однокурснику. Еще был случай: мы с товарищами везли скульптуру, покрытую позолотой. На солнце позолоченное покрытие засверкало, заблестело и нас задержала милиция. Решили, золото везем. Додумались, мудрецы…»

Давным-давно Яков Николадзе, приглашая гостей, называл адрес: моя улица, дом №28. Сегодня Гурам Николадзе приглашает на улицу Родена, хотя вход в дом-музей двух талантливых мастеров открыт с обеих сторон для всех желающих посетить его, и встречает их нынешний хозяин, достойно продолжающий славные традиции николадзевского рода.

Додо АХВЛЕДИАНИ.